Ее, значит, не оставит, а меня — запросто?

Я накидываю куртку и выхожу в коридор. Тот самый официант и еще двое стоят прямо рядом с дверью номера, здороваются.

Холодок пробегает по спине.

— Вам помочь?

— Пойду прогуляюсь до своего парня, — говорю я сдавленно и тороплюсь по коридору.

К счастью, никто не препятствует. Лес встречает холодным туманом и тишиной. Замираю на крыльце, чтобы запахнуться посильнее. Делаю вдох и зачарованно разглядываю черноту сибирской тайги.

Где я нахожусь? С ума сойти. Просто безумие! Шальная улыбка растягивает губы.

Можно всю жизнь просидеть рядом с родителями в тепле, уюте и безопасности, но при этом навсегда запомнить вот такой единственный вечер, в который рискнула жить.

Страшно — да, до дрожи. Но при этом внутри пылает по-детски дикий восторг.

«Встреть меня, плиз», — пишу Платону.

Я ощущаю себя самой смелой и безбашенной, пока пробираюсь по парковке фур. Она неплохо освещена и утыкана камерами, но в своих фантазиях я в серьезной опасности. Лишь когда вижу Платона, наконец выдыхаю. Правда, ненадолго — он неприятно хорош в этой белой футболке и широких штанах.

— Мне страшно ночевать одной, — признаюсь я.

— Забирайся.

С этой секунды пульс работает на ускорение.

В кабине... тепло. Платон расстелил на полу коврик, поэтому приходится разуться прямо при входе.

Мы оба замираем у полки, на которой разложен спальный мешок. Вторая пока забита каким-барахлом, разбирать который явно ни у кого нет желания.

— Пожалуйста, не выгоняй меня.

— Элин, мы всегда останавливаемся в этом мотеле, никогда никаких проблем не было.

— Пожалуйста.

— Я смотрю фильм и хочу досмотреть. Это традиция.

— Я тоже буду смотреть. Что скажешь. Ты такой тихой и послушной Элины в жизни не видел и не увидишь. Клянусь.

Платон пялится на меня пару секунд, потом зачем-то обнимает. Совершенно неожиданно и не очень крепко. Я теряюсь и замираю. Так и стою, будто громом пораженная, пока он достает рюкзак, выкладывает оттуда свои вещи. Уходит, а я так и не решаюсь присесть.

Происходит что-то интимное, и я с непривычки никак не могу сориентироваться. Не знаю, как об этом рассказать Егору, брату или отцу.

Просто молча жду, пока Платон сходит в номер за одеялом и подушкой. Разложит их на полке. Свой спальник он кладет на полу.

И мы ссоримся за место в этом спальнике! Я кричу, что оно мое! У Платона так-то завтра вечером квалификационный заезд, и ему надо выспаться в более-менее нормальных условиях! Он же включает мужика, что совершенно не вовремя. Ругаемся, я выпускаю жало скорпиона и раню побольнее, Смолин рявкает, чтобы закрыла уже рот и просто легла.

Слушаюсь.

Он ворочается на полу, я — на полке. Оба так напсиховались, что злобно молчим. Вот характер! Бесит. Дышим шумно и нервно.

Вместе смотрим фильм на ноутбуке. Друг на друга — не смотрим.

Мое сердце колотится очень быстро, и ничего с ним не поделать. Я ночевала с Тимуром, разумеется, но это было так давно. И будто не так остро. Кабина вдруг кажется какой-то крошечной. Иногда, когда музыка в кино стихает, слышно дыхание Платона, и у меня натурально скручивает желудок.

Определенно, эту ночь я не забуду никогда в жизни. Даже когда выйду замуж и нарожаю много детей, буду вспоминать ядреный коктейль из страха, адреналина и бесстыжего восторга. И еще — из желания, чтобы утро не наступало.

Странное, дрянное желание. Ведь нам с Платоном обоим... так жестко и неудобно.

А потом главные герои на экране начинают заниматься любовью, и кабину заполняют их горячие, правдоподобные стоны.

Глава 26

Платон

Я смотрю в небо через тонированное стекло мазды Марселя.

Погода меняется стремительно, а вместе с ней и трасса. Каждый пилот поедет по своей собственной, эксклюзивной дороге. Повторений не будет.

Пятьдесят экипажей в полной боевой готовности уже ждут квалификационный заезд, по результатам которого пилоты выберут стартовые позиции в завтрашней гонке.

Марсель оборачивается:

— Платон, все ок?

— Егор прав, сразу ставим шипы. Снега пиздец навалило.

— Ага.

Мы прибываем на точку сбора в одиннадцать. Северное солнце из последних сил пытается слепить, а я — не контролировать, как отец паркует фуру. Хочу показать себе самому, и Москве заодно, что все ее рассуждения про мою душу — чушь собачья. Полная и беспросветная тьма, в которой она блуждает вслепую.

Никаких базовых проблем с безопасностью у меня нет и не было.

Батя, твою мать!

Подбегаю и машу, показывая, что уходит влево.

А вот и Егор. Пока гнали, он был делом занят — действительно важным. Помимо прочего, договорился со знакомыми, и его прокатили по трассе. Утром я получил подробную запись и, отдыхая на заднем сиденье мазды, просмотрел видео на четыре раза.

Увидев Егора, ощущаю радость и благодарность. Изо всех сил надеюсь, брат не заметит, как быстро я отвожу глаза, когда он приближается. Протягиваю руку, которую он с хлопком пожимает. Совесть впивается серпом под ребра, глотаю холодный воздух.

— Выглядишь хреновенько. Привет!

— Спал в машине, — зеваю. — Еще не проснулся.

Егор запросто протягивает свой кофе. Я беру, делаю глоток побольше.

— Агаевы на месте?

— А как же. Я глянул так, издалека, — качает он рукой в воздухе. — У них троит мотор.

— Да ладно? — усмехаюсь, не скрывая удовольствия.

Команд сильных много, погонять будет с кем и без этих.

— Всю ночь чинили, прикинь. Поглядим, в общем. Юляшка тут носится в комбезе с нашим логотипом. Это ли не знак?

— А где она взяла?!

— С того года. Ты же ей брал.

— Точно. Пиздец.

В этот момент прибывают остальные. Взгляд абсолютно случайно, но при этом почти мгновенно находит профиль Москвы и приклеивается насмерть.

Я не понимаю совершенно, что происходит. Что-то неправильное, вредное и опасное. Закручивает и ведет. Позорно отворачиваюсь, искренне презирая себя за все реакции. Если у Тима Агаева троит мотор перед гонкой, у Охотников троит пилот. И спорно, что хуже.

— Погоди, я щас! Принцессу привезли, — улыбается Егор. — Спасибо, что не отказался помочь, Элинка где-то смелая, но иногда такая трусиха. Как девочка.

— Не за что.

Я пью кофе и бешено разглядываю носки ботинок. Поднимаю глаза и вижу, как брат подбегает к машине, предупредительно открывает дверь и помогает Элине выйти. От касания их рук получаю удар шаровой