Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Их помощь выражалась только в денежных пожертвованиях?
— Зачем? Нет. Мы им многим обязаны, и не только в деньгах. Они за свой счет построили для раненых ребят два госпиталя, санаторий в Анапе и пансионат под Москвой. Оплачивали содержание врачей и медперсонала. А года полтора назад построили целый городок в Подмосковье. Там расселили семьи инвалидов и ветеранов чеченских войн. Да и не только чеченских, но и афганской войны тоже.
— Щедро, — признал Турецкий.
— Еще бы! — с энтузиазмом кивнул Алексеев.
— Значит, у вас был повод сокрушаться в связи с арестом ваших благодетелей, — констатировал Турецкий.
Алексеев сдвинул седые брови и посмотрел на Александра Борисовича тяжелым взглядом.
— Не нравится мне, как вы это сказали, — глухо проговорил он.
— Что?
— А вот это: «благодетели». Словно бы с издевкой какой-то. А между тем это правда. Храбровицкий и Берлин спасли жизни десяткам парней. А сотни, благодаря их помощи, превратились из никому не нужных инвалидов в полноценных членов общества. Я думаю, это им на любом суде зачтется. — Богдан Юрьевич сделал паузу и добавил: — И не только на земном.
— Я в этом не сомневаюсь, — серьезно сказал Турецкий. — Скажите, Богдан Юрьевич, все переговоры с предпринимателями вели вы?
— Почему же? Мой заместитель Павел Петрович Кизиков тоже. Борис Берлин часто к нам захаживал. Справлялся, что и как. Он — человек жесткий и правильный, счет деньгам знает и предпочитает держать все финансовые потоки под своим личным контролем. Чтобы ни одна копейка зазря не пропала.
— И вас такой подход устраивал?
— Конечно. Нас устраивало все, что делали для нас Храбровицкий и Берлин. Господи, да мы молиться на них были готовы. Да и сейчас…
— Что сейчас?
— И сейчас готовы. Арест Бориса Григорьевича для нас большой удар. Понимаете, это как родного человека потерять. Да еще вся эта история с Геной Кизиковым… Ох-хо-хо. Врагу не пожелаешь испытать то, что испытал за последний месяц Павел Петрович.
— Вы были знакомы с Геннадием Кизиковым, — не столько спросил, сколько констатировал Турецкий.
— Знаком, знаком, — кивнул Алексеев. — А как же иначе? Он часто к нам забегал. Иногда помогал отцу сортировать бумаги, иногда просто в гости. Хороший был парень, царство ему небесное. А что в дело это впутался, так Бог ему судья. Видать, была причина.
— Может, вы знаете, какая? — осторожно спросил Александр Борисович.
V— Это нет. Откуда?
— А сами как думаете?
— Думаю, запутался парень. Слишком много злобы накопил на войне, а избавиться он нее — не смог. С души ее слить — не смог. Вот и убил.
— Думаете, это была месть?
Богдан Юрьевич долго размышлял над вопросом Турецкого. Наконец ответил:
— Утверждать тут ничего нельзя. Но многие наши парни возвращаются с войны озлобленными… И с горячим желанием — заставить генералов понюхать, как пахнет настоящая человеческая кровь. Но все только мечтают, а Гена — сделал. Глупо, жестоко… Но это его выбор.
— По-вашему, Геннадий действовал в одиночку? — спросил Турецкий.
Богдан Алексеевич покачал головой:
— Чего не знаю, того не знаю. Если вдуматься, дело это в одиночку провернуть сложно. Но Геннадий прошел войну, у него были навыки. Поэтому… — Алексеев замолчал и лишь пожал плечами. — И вообще, Александр Борисович, — продолжил он после паузы, — я понимаю ваше рвение… Убийство это громкое, наверняка на вас давит начальство. Но поверьте, я об этом ничего не знаю. Одно могу сказать точно: Борис Берлин к взрыву не причастен. А вся эта история с рацией… — Алексеев пожал плечами. — Вы меня извините, но она яйца выеденного не стоит. Подобные вещи имеют тысячи объяснений, и я уверен, что самое криминальное из них — не самое верное. Да и про Гену Кизикова я больше ничего не скажу. Не потому, что не хочу, а потому что нечего мне вам рассказать. Жалко мне его, вот и все.
И действительно, как Турецкий ни бился, председатель ассоциации ничего больше не смог прибавить к тому, что уже рассказал.
Звонок Володи Поремского застал Турецкого в машине.
— В общем, так, — неторопливо начал Поремский. — Жениха Ларисы Кизиковой зовут Евгений Петрович Бабаев. Ему тридцать четыре года. И он — бывший военный.
— В каких войсках служил?
— Майор ВДВ.
— Ого!
— Угу. Причем воробей он стреляный. Участвовал в военных действиях на территории Чечни. Демобилизовался по контузии два года назад. Сейчас — действующий офицер МЧС. Я хотел было с ним встретиться, но в управлении МЧС мне сказали, что Евгения Бабаева в Москве сейчас нет. Направлен в служебную командировку. Борется с наводнением в Индии.
— Давно борется?
— Со вчерашнего дня.
— Ясно. Ты сейчас где?
— Набросился на беседу с его коллегами по МЧС. Поговорю, узнаю, что за птица этот Бабаев. Может, будет что-нибудь интересное. Тогда сразу позвоню вам.
— Хорошо, буду ждать, — сказал Турецкий и дал отбой.
Всю ночь Алексей Антихович пролежал на жестком диване, завернувшись в одеяло и дрожа от озноба. Выйти на улицу он так и не смог. Ноги были ватными, голова кружилась, к горлу то и дело подкатывала тошнота. К тому же начало щипать веки и из глаз потекли слезы. Алексей долго стоял у окна, опершись рукой на подоконник, ждал, пока перестанет тошнить. Но лучше ему так и не стало. Тогда он решил:
«Я мало отдохнул. Полежу еще немного, потом пойду. Хозяева все равно сегодня уже не приедут».
Вернувшись на диван и закутавшись в одеяло, Алексей сразу же провалился в сон. Сон был кошмарный. Черный человек с большими дырками вместо глаз затягивал на шее Алексея грубую веревку и приговаривал:
— Ты сам виноват. Не надо было совать нос в чужие дела.
Алексей задыхался и пытался вырваться, но, когда он пробовал вдохнуть воздух, вместо воздуха в глотку ему лилась холодная и вонючая озерная жижа.
— Кричи, кричи… — насмехаясь, говорил ему убийца. — Здесь на десять километров кругом — ни одной души.
Когда убийца усмехался, Алексей видел, что у него черные зубы и длинный, раздвоенный, как у змеи, черный язык, и от этого ему делалось еще страшней.
Иногда Алексей вступал с Черным человеком в диалог.
— Зачем ты убиваешь меня? — спрашивал он. — Ведь я ничего тебе не сделал.
Убийца нервно оскалился и рявкнул:
— Мне — нет! А ему?
— Кому — ему? — не понял Алексей. — На берегу нет никого, кроме нас с тобой.
— Нет, есть! Есть! — лаял Черный человек.
— Но кто он? — жалобно пробормотал Алексей. — Скажи мне, кто?