Кстати, была ли у Пола машина? В это что-то не верилось. Тогда как же он запасался провизией? Может быть, заказывал доставку? Но есть ли поблизости магазин, предоставляющий такую услугу? А если и есть, то делать это он мог только от случая к случаю.

С учетом этого получается, что на протяжении долгих трех лет Пол Алексон каждый день понемногу ел продукты длительного хранения, вроде консервов или концентратов. И верно, в углу кухни и вокруг башни валялось множество пустых консервных банок. Жизнь у приговоренных к пожизненному заключению и то лучше.

Сколько же ему было лет? С этим неясно, но раз он старший брат холостяка-плейбоя Ричарда, которому около пятидесяти, можно предположить, что Пол разменял полвека. А если под шестьдесят, то ему оставалось недолго до старости.

Представляя фигуру старого археолога, одиноко, словно бродяга, живущего вдали от людей, невольно испытываешь жалость.

Покончив с туалетом и чисткой зубов, Эрик Бернар стоял на скале и глубоко дышал морским воздухом. Члены съемочной группы один за другим выходили из пирамиды чистить зубы.

Эрик подошел к подножию пирамиды, присел на камень нижнего ряда кладки и, достав из кармана маленькую губную гармошку, заиграл отрывок старой итальянской песни. Эрик смотрел на спокойное, несмотря на ветер, море и членов съемочной группы, по очереди выходивших на скалу чистить зубы после умывания.

Картина была исключительно мирной. Благодаря самоотдаче исполнительницы главной роли вчера вечером удалось снять все, что не получилось бы сделать ни в какое другое время. Ничего не упустили. Режиссер Тофлер, наверное, тоже проснулся в наилучшем расположении духа. Сейчас предстоял завтрак, а если вечером получится снять сцену с сотней танцовщиц на площадке у каменного алтаря и эпизод с танцами на песке прямо перед ним, то завтра уже можно будет вернуться в город с первоклассными клубами и комфортабельным отелем.

Место, где они сейчас снимали, появлялось в фильме в воображении Леоны, представившей себя Аидой, и было достаточно снять только одну ее. Среди известных актеров многие склонны к капризам, поэтому группе очень повезло, что терпеливая Леона была единственной звездой на площадке.

Эрик поднял взгляд на башню. Она была высотой с семиэтажный дом. Кажется, на верхнем ее этаже спал Ричард Алексон. Сегодня утром его пока не было видно. Возможно, он пошел куда-нибудь прогуляться, а если нет, может быть, все еще не вставал.

Была причина, по которой Ричард специально поднялся переночевать на самый верхний этаж этой башни, в которой не было лифта. В башне, а точнее, на всем острове, включая пирамиду, это было единственное уютное и чистое место.

Эксцентричный археолог устроил на верхнем этаже свою спальню. В круглой, подобно трубе, башне и комната на седьмом этаже тоже была круглой. Уютно в ней было потому, что только там пол, стены и потолок украшала роскошная гранитная отделка. Естественно, что Ричард, привыкший ко всему дорогому, определил ее местом своей ночевки.

Этот гранит был тщательно отполирован и к тому же натерт мастикой, и вчера, когда Эрик попросил показать ему эту комнату, она сверкала, как зеркало. Потолок, пол и, само собой разумеется, стены были отполированы так, что, глядя на свое отражение в них, можно было бы бриться. Сегодня Эрик бриться не стал, но всерьез подумал, что, если захочет это сделать, можно бы побриться в этой комнате.

Вроде бы археолог отделал седьмой этаж своего замка полированным гранитом потому, что царская комната Великой пирамиды в Гизе была построена именно из полированного гранита. Его брат Ричард говорил, что, ложась спать в такой же комнате, как у хозяина той пирамиды, он рассчитывал получить вдохновение для раскрытия ее тайны.

Эрик вспомнил, что где-то читал об этом. В Гизе он еще не бывал, но уже давно интересовался и пирамидой Хуфу, и могилой Тутанхамона, и алтарем Абу-Симбел, поэтому знал о них больше, чем обычно знают люди. Готовясь к этим съемкам, он еще раз освежил свои знания.

Подобно тому, как в простом прямоугольном пространстве царской камеры пирамиды Хуфу установлен каменный гроб, в отделанном полированным камнем круглом помещении спальни археолога на верхнем этаже башни стояла железная односпальная кровать. Кроме нее, не было никакой мебели — ни шкафа, ни гардероба, ни комода. Скромная комната, как для японской чайной церемонии, с одной только железной кроватью посередине. Не хватало лишь копии картины знаменитого художника на широкой стене.

Единственное развлечение — окно в сверкающей черной стене, открывающее вид на море. Но и оно очень невелико по размеру: где-то около метра в высоту и едва ли сантиметров сорок в ширину.

К тому же стекло в этом окне вделано намертво. В душную ночь невозможно приоткрыть его хотя бы на миллиметр, чтобы впустить свежий воздух. Стекло прочное, с металлической сеткой внутри. Поэтому любоваться закатом над Мексиканским заливом было невозможно, но если хотелось посмотреть на море и пирамиду, можно было сделать это, открыв дверь и поднявшись еще на один этаж по железной винтовой лестнице. На этаж выше спальни была площадка на крыше, откуда открывался панорамный вид на все 360 градусов. Оттуда сколько угодно можно было смотреть и на пирамиду, и на Мексиканский залив, и на скалы Бич-Пойнт.

Однако если такой минимализм и мог бы порадовать современного художника, то пользоваться этой комнатой как спальней было крайне неудобно. Куда девать одежду после того, как переоденешься в пижаму? Куда повесить вешалку с пиджаком? А белье? Носки? И как быть с любимой сигарой?

Оказавшись в этой спальне, Эрик Бернар вспомнил зал «Кувшинки» в музее Оранжери в Париже. Там в совершенно пустой круглой комнате на стене висела только одна картина — «Кувшинки» Моне.

На самом деле переодеваться надо было на шестом этаже. Он служил гардеробной старому археологу, жившему в мире, отставшем от моды на несколько световых лет. Половину комнаты занимал большой старый гардероб, весь в царапинах, да в грязных деревянных ящиках были в беспорядке навалены клетчатые рубахи, которые любят носить южане, и вышедшие из моды поношенные джинсы. Не было ни одного хорошего костюма, чтобы надеть на прием, и в целом количество предметов одежды было меньше трети того, что захватила с собой на остров Леона Мацудзаки.

И все-таки Ричард Алексон, как он сам сказал вечером киношникам, решил послушно повиноваться правилам жизни, установленным в башне, и намеревался переодеться на шестом этаже в привезенную с собой дорогую шелковую пижаму, потушить сигару и в обуви направиться в спальню на седьмом этаже в позаимствованной у съемочной группы виниловой накидке с изображением логотипа «Парамаунт пикчерз».

Скорее всего, предприниматель так и поступил. На шестом этаже были относительно чистые простыни, подушки и другие постельные принадлежности, и он сам, видимо, застелил кровать. Единственным увлечением Ричарда были женщины, из-за чего в свои почти пятьдесят он оставался холостяком. Поэтому он сам вполне справлялся с мелкими бытовыми делами, что нетипично для богатых мужчин среднего возраста.

Так обстояли дела на седьмом и шестом этажах. На шестом этаже стояли гардероб и деревянные ящики с одеждой, обувью, дождевиками, спальными принадлежностями — одеялами, простынями, подушками. Кроме того, здесь хранилось некоторое количество книг, и места, где мог бы лечь человек, не оставалось. Конечно, если всерьез взяться за расстановку мебели и ящиков, что-то унести на нижние этажи, вполне можно было бы устроить тут место, пригодное для жизни, но заниматься этой тяжелой работой во время вчерашнего урагана не хотел никто, включая Ричарда.

На первом этаже туалет и умывальник, на втором — кухня, на третьем — склад; свободны были только четвертый и пятый этажи. Да и то, что было там, нельзя в полном смысле слова назвать комнатами — так, пустые пространства, где из стен выпирали бетонные блоки, между которыми выступали слои цемента, а пол, заваленный коробками и бутылками, не потрудились выровнять — помещения куда хуже, чем одиночная камера в тюрьме. Охранники Ричарда ночевали там в спальных мешках — двое на пятом этаже, один на четвертом.

Если б кто-то подозрительный задумал пробраться к Ричарду