Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Некому было.
А там, в приюте и вовсе… дивов боятся. Дивы опасны. Все это знают. С них станется очаровать, заморочить, и потому дивам надо носить блокирующие браслеты.
Даже если сила только-только просыпается и по закону…
…не все законы соблюдаются.
Не всеми.
– Извини старика, – Степановский провел огромной ладонью по волосам, и Астра выдохнула. – Но сперва обед, а потом все прочее.
Его прикосновение успокоило.
И ворчание это… он ведь и вправду волнуется, за нее, за Астру не потому, что ему выгодно ее при себе держать, не потому, что сила ее нужна, не… просто потому, что она, Астра, маленькая и слабая с его точки зрения. И заботиться о ней надо.
И не только о ней.
А главное, что заботу его принимать было просто. Как вот и ужин.
– Дусенька моя точно знала, что заглянешь, голубцов вот сготовила. А голубцы у нее знатными выходят…
И огромными.
Впрочем, чего еще от великанши ожидать? Правда, голубцы и вправду были чудо до чего вкусны. Ела Астра молча и по старой привычке, от которой так и не сумела избавиться, быстро. Степановский же взирал на нее с умилением.
И руки сцепил.
И пальцы его, квадратные, короткие, казались неуклюжими. В таких скальпель не удержать.
– Так… – Астра утолила первый голод, который оказался вдруг просто неодолимым то ли из-за характерного аромата голубцов, то ли по причине ее обычной забывчивости, то ли оттого, что вчера она выложилась, а восстановиться, как обычно, не восстановилась. – Что произошло?
– В том и дело, что ничего. Ты ешь, ешь… привезли нам покойничка. На сохранение. Сама знаешь, что в управе кристаллы слабенькие, там день-другой задержат, пока экспертиза, то да сё… ешь, кому говорят.
Астра ела.
Макала в жирный соус куски хлеба и ела.
Серафима Кузьминична сама пришла в больничку и ее привела, сказала, мол, внучка, оставить не с кем. И ей поверили, пусть и была Астра уже не ребенком. Но… почему нет.
Кто в здравом уме ведьме откажет в этакой-то малости?
– Так вот… распотрошили его, конечно, знатно. Стасичка, хоть пугало пугалом, однако же работу свою знает…
…в больнице Астре понравилось.
Даже нет, не так.
Она словно оказалась именно в том месте, где была нужна. И где эта ее нужность делала неважным все остальное.
– Он-то мне и звякнул грешным делом, – продолжил Степановский. – Просил, чтоб глянул покойничка… мол, больно все гладко.
– А оно не гладко?
…у Серафимы Кузьминичны отыскался вдруг диплом, что Астру совершенно не удивило, как и не удивило бы, узнай она, что диплом ненастоящий.
Не важно.
Она получила кабинет.
И приемные дни. Пациентов, что с первого взгляда проникались к Серафиме Казимировне должным уважением. Ей-то никто хамить не решался, и начальства не требовал и уж тем более не пытался ущипнуть, дернуть за волосы или еще какую глупость сотворить.
– Сейчас сама глянешь. На вот, запей.
Клюквенный морс оказался в меру сладким, с легкой нотой мяты, и Астра, не чинясь, выпила огромную кружку до дна.
– Вот и умничка, – сказал Степановский, убирая посуду.
…в морг Астра добралась к концу первой недели, когда изучила все три этажа больнички, убедилась, что никто-то не собирается ее гнать.
И наткнулась на лестницу.
На дверь.
Степановского, который аккурат вскрытие проводил. И ее почуял, но не стал пугать, как не стал говорить, что нечего юным особам на посторонних вскрытиях делать. Но напротив, подвинулся и стал вслух проговаривать каждое свое действие. А закончивши, зашивши тело того старика, укрывши его простыночкой, не из необходимости, но данью уважения к прожитой жизни, сказал:
– Сейчас ужинать станем. Иди руки мой.
И Астра не осмелилась перечить.
В тот день из морга ее, усталую и осоловелую от впечатлений и сытости, забрала Серафима Казимировна. Ругать не стала, но сказала:
– Учись. Лучшего наставника при всем желании не сыскать. И не гляди, что из горного народа.
Астра и не глядела.
И права оказалась Серафима Казимировна. Во всем права.
А мертвец, которого Степановский вытащил из ячейки, на первый взгляд казался обыкновенным. И да, вскрытие уже проводилось, о чем свидетельствовала тонкая полоса шва. Впрочем, Астра смотрела не на полосу, но на человека, который не так давно был живым, а теперь взял и умер.
Слишком рано.
Она не могла понять, откуда взялось это ощущение и, главное, было оно твердым, ясным.
– Рано? – спросила она.
Мужчина был еще не стар. На висках его появилась седина, но люди вовсе седеют рано. Сколько ему?
Астра осторожно коснулась желтоватой кожи, отметив, что кристаллы в управлении действительно следовало бы заменить, если уж стазис настолько нестабилен, что начались процессы разложения. Кожа показалась теплой, а потом…
…она закрыла глаза.
– Не пытайся быть, как люди, у них свой путь, – Степановский и вправду оказался удивительным наставником. Он был бесконечно терпелив и, пожалуй, чем-то напоминал отца. Почему-то за это сходство Астре становилось неловко, будто она была в нем виновата. – Люди лишены твоей силы, а потому вынуждены опираться на знания, на умения. Тебе же достаточно сосредоточиться, чтобы увидеть…
– Что в анамнезе? – она услышала свой голос со стороны, и тот вновь изменился. Так требовательно и жестко могла бы говорить матушка, но никак не сама Астра.
– Да в том и дело, что покойный был на редкость здоровым человеком, – отозвался Степановский. – Легкая близорукость. Остатки язвы, пусть залеченной, но диету он явно соблюдать отказывался. В левом легком следы фиброза, стало быть, имела место пневмония с осложнениями, но тоже поймали вовремя. А так… кости вот слабеть стали, сосуды, но вновь же, возрастное…
Значит, он не так уж и молод.
Лицо округлое, спокойное.
Удивленное слегка.
И слышит Астра, что язву эту, которая зарубцевалась пару лет как и вовсе не стараниями пациента, но сил на нее ушло немерено, что злило. А еще, пожалуй, удивляло. Как можно так? Врач старался. Люди тоже бывают одаренными, но им лечение дается куда как тяжелее, чем иным. И вот он старался, вливал силы свои, затягивал дыру в желудке, которая могла бы к смерти привести. А пациент вместо того, чтобы проникнуться, взял и решил, будто вновь совершенно здоров.
И диету он не соблюдал.
Жирное любил определенно, оттого и на сосудах бляшки появились, и сами эти сосуды стали уже.