– Веганцы! Веганцы!

– Дебилы… Во дебилы! – простонал капитан, схватил уцелевшего выборжца за грудки и заорал ему в лицо: – Мы. Не. Ве-ган-цы! Мы. При-мор-цы!

Но парнишка продолжал трястись, как осиновый лист. Гаврилов бросил бойца обратно на землю.

– Что с них взять. Дебилы и есть, – мрачно сплюнул Харитонов, осматривая место вынужденного побоища.

Алисе даже в голову не пришло, что кто-то из выборжцев может быть еще жив. Она была так напугана, что и не вспомнила о своем врачебном долге. А когда сообразила, блокпост остался позади. Отряд вступил на Выборгскую.

Из туннеля приморцы выходили, размахивая над головами флагом Альянса. Его держали Зуб и Ван-Дамм.

– Если и тут палить начнут, мы море крови прольем, – шепнул Харитон командиру.

К счастью, худшие опасения не оправдались. Больше по сталкерам Альянса никто не стрелял.

– Вы-ы-ы! Вы убили наших людей! – полез с претензиями комендант станции.

– Мы. Убили. Ваших придурков, – зарычал в ответ Гаврилов. – Так им и надо. Прочь с дороги. Мы на север идем.

На Выборгской отряд не задержался. Чайка успела увидеть только горы мусора и унылые, покосившиеся хибары.

Сталкеры вихрем пронеслись через платформу, где царила почти такая же паника, как и на Площади Ленина. На них смотрели со смесью страха и любопытства.

У самых гермоворот комендант Выборгской привязался снова.

– Я не имею права никого выпускать в город. Идет война. Где ваше разрешение?

Документы у Гаврилова имелись, спецпропуск самой высшей категории. Но вместо того, чтобы достать кусок картона, он сунул под нос коменданту кулак.

– Вот мой пропуск, чертов идиот!

Больше к ним никто не решился даже близко подойти.

Приморцы беспрепятственно покинули Выборгскую. Последнюю обитаемую станцию метро перед Размывом.

Гаврилов и его люди вышли на Лесной проспект.

Через несколько часов после начала войны,

Лесной проспект

Марш-бросок по заснеженным улицам тяжело давался отряду Гаврилова.

Прошагав с километр по рыхлому снегу, люди порядком измучились, и капитан объявил привал. В качестве укрытия они выбрали небольшую пещеру, образовавшуюся в результате обрушения железнодорожного моста в районе Литовской улицы.

Место, выбранное Савелием Игоревичем для привала, казалось идеальным. Мост, рухнув на проезжую часть, образовал что-то вроде грота, попасть в который можно было только с одной стороны. Там дежурил Харитон. Бояться, вроде бы, было нечего. Кроме одного. Поглядывая вверх, на смятые железобетонные конструкции, Чайка с ужасом думала о том, что будет, если остатки моста рухнут вниз.

«Тогда нас раздавит в лепешку, пикнуть не успеем. Неужели кэп этого не понимает?!» – размышляла Алиса, со страхом косясь на стальные балки и опоры, такие мощные и такие хрупкие. Если конструкция рухнула один раз, частично, значит, она могла обрушиться и второй раз, уже окончательно.

Еще девушка была зла на капитана за то, что тот повел отряд на Выборгскую, чем вызвал совершенно неоправданные потери. Караульных с Выборгской можно было понять. Сначала приходит страшное известие о начале войны с Веганом. Потом с той стороны, откуда может прийти угроза, появляются вооруженные люди.

«Если бы мы вышли на Площади Ленина, то спокойно прошли бы по поверхности, и никого не пришлось бы убивать», – размышляла девушка.

Видимо, состояние Алисы не укрылось от Савелия Игоревича даже здесь, в полумраке. Он подсел ближе.

– Ты че? Че случилось? – прогудел он через маску респиратора.

– Мы могли выйти из метро на Ленина, – отозвалась девушка. – Тогда не пролилась бы кровь.

Изменился в лице капитан или нет, этого Чайка не могла знать: лицо Гаврилова скрывала маска.

– Ну, ты, блин, даешь. Как мы по туннелю шли? Как по шоссе. А по снегу – каково? Ты – налегке, а мужики оружие тащат, снарягу…

Крыть Алисе было нечем. Этот аспект проблемы ей даже в голову не приходил. Решив осуществить выход на поверхность с Выборгской, Гаврилов сильно облегчил группе задачу, избавил своих людей от необходимости тащиться лишние километры по рыхлому снегу.

Предъявлять командиру вторую претензию – что он выбрал для привала неудачное место, Чайка не решилась.

«Раз вся эта хренотень не обвалилась за двадцать лет, значит, и сейчас не упадет», – решила девушка. Эта мысль принесла некоторое успокоение.

А тут и привал кончился. Зуб и Ван-Дамм вышли на улицу, за ними – Чайка и капитан Гаврилов. Харитон шел в арьергарде.

Ноги людей вязли в рыхлом снегу. Каждый шаг давался с трудом.

– Жопа, полная жопа… – ворчал Ван-Дамм. Трудно было с ним не согласиться.

* * *

5 ноября, вечер, за несколько часов до начала войны,

особняк Котлова

Разговор Сони и Дениса Воеводина происходил практически с глазу на глаз. Федор и Эдуард ушли наверх, в башню, чтобы следить за окрестностями. Дима проснулся, но активного участия в беседе не принимал. Он забился в угол схрона и посвятил свободное время уничтожению тушенки. Поваренок Самохвалов привык к хорошему питанию. Три дня, проведенные на голодном пайке, сильно подорвали его силы.

– Я простой солдат, Сонь, – говорил Воеводин, прихлебывая кипяток из кружки. – Мне дали приказ – я выполнил его.

Денис сидел на ящике из-под тушенки. Пустых ящиков в схроне оказалось намного больше, чем полных, к большому сожалению сталкеров. Видимо, запасы давно и активно расхищались и очень скупо пополнялись. Дима долго ворчал на эту тему, пока Эд не предложил ему положить что-нибудь взамен съеденных консервов. Восполнить запасы сталкерской базы Дима не мог, поэтому замолчал и больше не ругался.

– Какая удобная позиция, – отозвалась Бойцова. Она сидела на кровати, скрестив ноги по-турецки, тоже с кружкой в руке. Соня еще недостаточно восстановила силы, чтобы снова пуститься в путь. А вот на долгий трудный разговор их вполне хватило.

В помещении царил полумрак. Горела только маленькая красная лампочка аварийного светильника, который включил Денис, чтобы не сажать батарейки фонаря. Этого света Диме было достаточно, чтобы уминать тушенку, а Воеводину и Соне – чтобы видеть лица друг друга.

– Удобная позиция, Дэн. Снимает ответственность. Что, неправда? Во всем виноват полковник – и точка. Красота. А своей головы на плечах у тебя нет?

– Голова есть, – сухо отозвался командир. – И в нее заложена установка: «Приказы не обсуждаются».

Соня скривилась от этих слов, точно разжевала кусок лимона.