Знал бы он, как тяжело давались мне эти слова. Но он причинил мне боль, почему я должна была подбирать выражения?

– То есть дело в «круге»? – медленно уточнил Артур, сощурившись.

– Да, – я пожала плечами, а у самой в груди больно прострелило. – Ты не моего круга. Извини.

Я хотела причинить боль ему, но, кажется, сильно срикошетило в обратную. Оказывается, быть стервой – для себя даром не проходит. Я ненавидела себя в этот момент, но позволить Артуру вот так относиться ко мне не могла. Через боль, через осколки, но я должна была показать ему, что я не «гиблая хрень».

Он отшатнулся и усмехнулся, а потом вдруг подался ко мне, запустил пальцы под волосы и дёрнул меня не себя, заставив впечататься носом в грудь. Я охнула и уперлась ладонями, но он держал крепко, не давая пошевелиться. Чуть сжал пальцы и вдруг глубоко втянул воздух носом прямо у моих волос.

– Ну ты и шкура, Царевна, – прошептал. – А ещё целкой прикидывалась. Надо было трахнуть тебя и не цацкаться.

– Пусти, – я попыталась вырваться, но он не позволил.

– А я ведь сначала подумал… Прикинь? Дебил, – он оттянул мою голову чуть назад и посмотрел в глаза. Было не больно, но до слёз унизительно, и всё же я не могла сказать ему, как сильно он ошибался в своих выводах. Просто не могла. – И хорошо, Царевна, что я не твоего круга. А ты не моего. Иначе отвечала бы как положено, как принято. А так… Хрен с тобой. Из уважения к отцу как минимум.

Я едва успела сделать вдох, как Артур припечатал меня грубым, болезненным поцелуем. Задержался на мгновение, а потом отпустил и сделал шаг назад, стремительно вышел из моей комнаты, громко хлопнув дверью.

Мои колени тут подкосились, и я осела на пол на ковёр. Такого жуткого, унизительного разговора в моей жизни ещё не было. Как и боли, полосующей грудь.

А всё он! И где только взялся? Каким северным ветром его в наш дом занесло?

Дом всегда ассоциировался у меня со спокойствием и уютом. С родителями я не ссорилась, конфликтов и других особо неприятных ситуаций не было. А тут война. В собственном доме. И, пытаясь нанести удары противнику, я ранила и себя саму.

Было так горько и обидно, что даже заплакать не вышло. Слёзы всегда помогали сбрасывать напряжение, давали выход душащим эмоциям.

«Дочь, поплачь и всё пройдёт» – говорила мама.

Оно, конечно, так просто не проходило, но становилось легче. А сейчас это не сработало. Эмоции словно застряли в кружащемся вихре внутри меня, не найдя выхода. Будто нерв какой-то в своём танце зажали, что мне даже дышать трудно стало.

Я насилу поднялась, ощущая спазм в животе, доползла до кровати и повалилась прямо в платье поверх покрывала. Подтянула к груди коленки и так и застыла.

Сама толком не поняла, то ли уснула, то ли нет, но очнулась уже часа через три, когда телефон завибрировал сигналом будильника, выставленного, чтобы не опоздать на ужин. Чувствовала себя настолько усталой и разбитой, будто заболела.

Но я была здорова, физически точно. Но душа болела. Ныла, скреблась, тосковала. Я сомневалась, правильно ли поступила, ткнув Артура тем, что указала ему, что он не нашего круга. Его ведь это зацепило – я видела.

Но тут же в голове всплывал тот его обидный разговор с приятелем, который я услышала из-за двери, и мой внутренний голос начинал твердить, что я сделала всё верно.

Я приняла душ, долго постояв под водой, делая её то нестерпимо горячей, то обжигающе холодной. Немного помогло взять себя в руки. Мышцы стали послушнее, а сознание яснее. И оно совершенно точно понимало одно – будет война. Он слишком зол, а я не собираюсь позволять помыкать мною. Так что… просто, похоже, не будет.

Глава 22

Артур

– Якушев, у тебя глаза на заднице?! – громогласно проорал тренер, когда я после сигнала “стоп” подбежал к нему. – Тебе прямой пас дали, ну как его можно было не поймать?!

Пас был ни хрена не прямой. Я понимал, что на игре может быть по-разному, для того мы сейчас и тренируемся. Но мы отрабатывали другую связку, все сконцентрировались на ней, поэтому я не ждал подвоха от Роскошина с крученым пасом. Сам лох, знаю, но и этого уёбка давно пора умыть в унитазе. Особо зарвавшимся всегда это помогало, из практики знаю. Приходилось таким способом объяснять. Но я думал тогда, что выбора нет, что в детдоме всё по закону джунглей: или ты, или тебя. Но оказалось, что закон этот за стенами детского дома тоже действует, просто я раньше как-то иначе воспринимал это, что ли. А без завесы увидел только попав на государственный хлеб.

– Артур, надо думать над стратегией передач, с таким слабым взаимодействием с “Тюменью” нам не тягаться. А сделать их – значит подняться на несколько ступеней выше, чего мы на данном этапе и пытаемся добиться.

Я кивнул, приводя дыхание в равновесие. Встряхнул головой, разбросав капли пота. Ну и жара стояла. Шёл август, обычно в это время в наших широтах уже было терпимо, июльская жара отступала. Но в этом году погода сошла с ума. Солнце жарило нещадно с самого утра, на тренировках, казалось, терялось столько жидкости, что и бочку бы в себя влил после.

Тренер отпустил всех, а меня задержал. Сделал пару вливаний о работе с командой, о значении капитанской повязки и тому подобное, потом попрощался и сказал, что увидимся вечером уже дома.

Роскошин успел свалить до того, как я вернулся. Пацаны сказали, даже на душ забил. Сказал, батя вернулся с плаванья и его сильно ждут дома. Видать так сильно, что даже пот смыть после адской трени некогда. Ну да.

Воспитательный момент, в общем, пришлось отложить.

Я принял душ, переоделся, попрощался с парнями и вышел на улицу. Надежды на хотя бы слабенький ветерок растаяли на жуткой жаре, но в салоне автомобиля кайфануть от прохлады кондиционера получилось.