интерес и даже дрался, заступаясь за её честь, тревожило, пугало и сводило её с ума. Она увязала в нём, как Братец Кролик в смоляном чучеле, накрепко приклеиваясь сначала кончиками пальцев, затем ладонями, а потом и сердцем. Ей хотелось и не хотелось знать, почему он пришел к ней, почему выбрал её, неуверенную в себе, неумелую в любви, робкую девушку. Она действительно нравилась ему или он просто поставил себе некую цель? Эти мысли и тревоги оставались с нею, но были отправлены в ссылку, на далёкие острова, откуда они рано или поздно вернутся, конечно, лучше позже, чем раньше.

Болтая ни о чём, отбросив опасные темы, они вышли к набережной Невы. Сумерки сгущались, волна прохладно и лениво поглаживала гранитные ступени бывшего причала. На Кировском мосту зажглись фонари, а на той стороне реки в отсветах догорающего солнца на фоне тёмной громады деревьев четко рисовался стройный орнамент решётки Летнего сада. Лёня потянул Асю к себе.

Было уже далеко за полночь, когда они, по настоянию Аси, вернулись во двор общаги. Посидели в обнимку на скамье под каштанами, на виду у светящихся окон.

— Теперь все будут говорить, что мы с тобой…

— Тебя это волнует? А до сих пор не говорили, Асенька-недотрога?

Асенька… она даже вздрогнула, вдруг сообразив, что он впервые за сегодняшний день назвал ее так. Словно отпустил грехи и дал своё прощение. Недотрога… хороша же у неё репутация!

— Ты смеёшься надо мной, — в который раз повторила она, злясь на свое занудство.

— Возможно, — неожиданно согласился он.

Он мог говорить что угодно, она всё прощала ему, желая сидеть вот так рядом, прижавшись к его плечу, с горящими от поцелуев губами, слушать его шепот и шорох листвы над головой. Она так любила его, непонятного синеглазого Лёню Акулова.

Но ничто хорошее не продолжается вечно, и надо было отпустить его и идти домой или к подругам — искать ночлег. Ася, с трудом подчинившись голосу разума, оторвалась от тёплого плеча и поднялась со скамейки. Лёня поймал ее за руку.

— Ты куда, Асенька?

— Домой, спать… поздно уже. Если, конечно, дверь откроют. И тебе ехать.

— А я уже не уеду, мосты развели.

— И что ты будешь делать?

— А что ты предлагаешь?

Приступ дежавю: вновь, отличаясь лишь в деталях, повторялась апрельская сцена. Планета вертится, и никуда от этого не деться.

Стукнула дверь, вытряхнув в ночную тишину шумную весёлую компанию.

— Бегом, быстрей, пока открыто!

Ася схватила Лёню за руку, и они бросились к входу.

Пока мчались по двору, по проходной, мимо что-то кричавшей вдогонку вахтёрши, вверх по скрипучей деревянной лестнице, она не думала о том, что происходит, охваченная азартом удачи, но, оказавшись у двери своей комнаты, застыла, словно вкопанная. В щели у замка белела записка, Ася вытащила и развернула тетрадный листок.

Ты надела мой плащ, я взяла твой. Ключ должен быть в кармане. Уехали в Парголово. Гони Ленчика прочь.

Леля.

Ася, ахнув, обнаружила, что весь вечер разгуливает в плаще подруги, хотя эта рассеянность извинялась временной потерей рассудка и идентичностью плащей. Они имели одинаковый размер и были сшиты в одном стиле, немного отличаясь в деталях кроя. Подруги приобрели эти плащи и керамическую бутылку бальзама «Вана Таллинн» во время однодневной поездки в столицу Эстонии.

Ася нащупала в кармане ключ и сжала его в кулаке. Она сама притащила сюда Лёню, и пути к отступлению уже практически не было.

— Ну что? — услышала она его голос. — Боишься?

Он опять насмехался над нею, но пока она искала достойный ответ, он взялся за ручку двери и подёргал.

— Заперто. Записка от Лены? Ну что, идём дальше? Может, у тебя ключ есть?

— Ключ? А… нет… да…

Ася вынула из кармана ключ, руки задрожали, она никак не могла попасть в замочную скважину, хоть делала это тысячи раз. Лёня решительно взял дело в свои руки, забрав ключ. Дверь открылась, и они вошли в комнату, но впереди влетело Асино трепещущее сердце.

— Они уехали в Парголово, — ответила Ася на немой вопрос Акулова, и едва успела снять плащ, как он обнял её.

— Лёня, подожди… — она осеклась на этом слове — кадры фильма упрямо прокручивались во второй раз.

— Подожди? Чего ждать, Асенька?

— Лёня, туфли… я туфли сниму, ногу стерла.

— Ногу? Где? Дай, я посмотрю.

Кажется, он был готов поцеловать её поврежденную туфлей ногу.

— Ой, Лёня, нет, не надо…

Ася перешла на междометия, ахи, охи и вздохи, пытаясь увильнуть от опасных Лёниных рук, и не желая с ними расставаться, с его опасными руками. Но было страшно переходить последнюю черту, она стыдилась своей неопытности, неловкости, глупости и комнаты. Нужно было рассказать ему о себе, признаться, предупредить. Она решилась, когда он расстегнул последнюю пуговицу клетчатого халатика.

— Лёня… Лёня! Лёня!!

— Что? Что? — пробормотал он.

— Лёня… я должна сказать тебе. Подожди, ну подожди, я… я… ты очень мне нравишься.

Очень уместный момент сообщать о своих симпатиях.

— Правда? — выдохнул он.

— Да, правда, но… но у меня это в первый раз… — отчаянно выпалила она, словно прыгнула в ледяную воду.

Он поднял голову.

— И что? Все когда-то бывает в первый раз. Почему бы не со мной? Ты меня проняла, Асенька…

— Лёня… — внутри все сжалось, словно спазмом.

Он вдруг отпустил её, так резко, что она вздрогнула, не ожидая вдруг обретенной свободы действий. Наткнулась на его синий взгляд, вспыхнула, пальцы неловко пытались застегнуть пуговицы — петли вдруг оказались слишком маленькими.

— Ты обиделся? — прошептала она.

— Нет, я подожду, — просто ответил он. — Надеюсь, ты не против, если я не пойду искать, где поспать, у вас здесь две кровати пустуют.

— Ложись на ту, — прошептала Ася совсем осевшим голосом, кивая в сторону Валиной кровати.

— Понял, — ответил он как ни в чём не бывало.

В комнату вползал жидкий рассвет, растекаясь по стенам и старой мебели. Ася забралась под одеяло почти с головой, молча лила любимые слезы, уткнувшись в подушку. Лёня ворочался, кровать скрипела вытянутыми пружинами. Злился или вспоминал Ларису?

— Спокойной ночи! — услышала Ася.

— Спокойной ночи, — ответила она, бодро, насколько смогла.

Глава 12. Гастингс. Сон в зимнюю ночь

Бывают у людей такие особенные голоса, их запоминаешь с первого раза, а я слышала голос этого человека уже не раз.

— Что вы здесь делаете? — продолжил, мрачно глядя на меня, старший инспектор Нейтан, а это был именно он.

— Я… я… здесь, мне… мой… — безнадежно застряв в начале фразы, я умудрилась просклонять на все лады главное