ему нельзя противоречить ни в одном пункте. Другого взгляда держались христианские схоластики. Они ставили Аристотеля высоко, очень высоко. Он был для них praecursor Christi in naturalibus, подобно тому как Иоанн Креститель – praecursor Christi in gratuitis. Но они не всегда соглашались с ним и опровергали его во всех пунктах, какие, по их убеждению, должно было признать ошибочными. Аристотель вовсе не был для них богом; он мог, по их мнению, заблуждаться и действительно заблуждался во многих пунктах, и особенно там, где дело идет о высших истинах. Таково было основное положение христианских схоластиков, из которого они исходили и которому следовали в своем толковании Аристотеля. Этим они совсем не хотели наносить ущерб авторитету философа; извиняющее соображение было готово: ведь Аристотель не был еще озарен светом божественного откровения.

12. Подобно тому как христианские схоластики отстаивали свободу духа против Аристотеля, они отстаивали ее и против арабов. Арабские комментарии, особенно комментарии Аверроэса, стояли в большом почете. Но неоплатоническое понимание аристотелевской философии, которое защищалось в них, в целом и в частностях, решительно отвергалось великими схоластиками XIII века. Во многих пунктах они защищали даже самого Аристотеля против такого искажения его учения. Обвинять схоластиков XIII века в неоплатоническом понимании Аристотеля значит совершенно извращать исторические факты.

13. В такой же мере великие схоластики Средних веков отвергали и учение арабских философов, согласно которому верное с точки зрения философии может быть в то же время ложным с точки зрения религии, и наоборот. Этот тезис был усвоен отдельными лицами, но он никогда не был принят схоластикой в ее целом. Напротив, схоластика всегда со всею энергией боролась против него. Что верно в отношении религии, то верно и по отношению к философии; между разумом и откровением нет противоречия – вот главное учение схоластики. Было бы противно здравому смыслу ставить на счет схоластики данное положение арабских мыслителей или утверждать, что оно было даже изобретено схоластиками. Схоластики были самыми решительными противниками этого учения.

14. Поэтому они рассматривали каждое философское учение, противное религии, как одинаково ложное и в богословском, и в философском отношении; причем не довольствовались одним голословным утверждением, но всегда старались доказать ложность такого учения с философской точки зрения и на основании доводов разума. Откровение было для них непреложной и ненарушимой истиной, а разум человеческий признавался подверженным заблуждению. Поэтому, где замечалось противоречие между разумом и откровением, неправда всегда относилась на сторону разума. Считалось непозволительным держаться ошибочного мнения вопреки откровению. Долг и задача философии – выяснять и опровергать заблуждения путем философии же. В этом и заключалось основное положение христианской схоластики.

15. Так устанавливались отношения между философией и теологией. Теология как наука об откровении должна была первенствовать над философией как наукой о законах разума. Вместе с тем последняя служит теологии с целью умозрительного обоснования содержания откровения и систематической конструкции догматов. С этой точки зрения философия признавалась служанкой богословия (ancilla theologiae). Аристотель называл все прочие части философии служанками philosophiae primae. Это определение схоластики и перенесли, вслед за Иоанном Дамаскиным, на отношение философии к теологии. Этим они вовсе не хотели унизить философию, как не хотел и Аристотель своим определением унизить прочие части философии сравнительно с «первой философией»; он хотел обозначить этим лишь естественное отношение между обеими философиями.

16. Предпосылая этот общий обзор, мы переходим к великим схоластикам XIII века. Здесь мы встречаем прежде всего Александра Галесского, Вильгельма Овернского и Винцента из Бове[56].

1. Александр Галесский, Вильгельм Овернский и Винсент из Бове

1. Александр Галесский был первым схоластиком, который ознакомился со всеми философскими сочинениями Аристотеля, а отчасти и с комментариями арабских философов, и широко воспользовался этим для теологии. Он происходил из графства Глочестер в Англии и получил свое прозвище от монастыря Гале, в котором воспитывался. Свое образование он получил в Париже, затем вступил в орден францисканцев и был блестящим преподавателем в Париже. Ему был дан почетный титул Doctor irrefragabilis et Theologorum monarcha († 1245).

2. По поручению Иннокентия IV Александр Галесский написал «Summa universae theologiae»[57], в которой излагает полную систему богословия на основании сочинений Гуго Сен-Викторского и «Сентенций» Ломбарда, пользуясь всеми философскими сочинениями Аристотеля. Иннокентий IV, как передают, отдал это сочинение на рассмотрение семидесяти теологам и, после того, как оно было ими одобрено, рекомендовал его к руководству всем парижским магистрам. Это, конечно, не была первая Summa: уже до Александра писали «суммы» Роберт Мелунский и Стефан Лангтон. Но все же Summa Александра была первым значительным сочинением этой категории.

3. Подробное изложение содержания этого сочинения мы считаем здесь неуместным, так как это относится более к истории теологии. Мы ограничимся только следующей краткой заметкой. Бог, по учению Александра, есть первообразная, действующая и конечная причина всех вещей. Идеи вещей находятся не вне Бога, а в самом божественном разуме. В последнем основании они не что иное, как сама божественная сущность, поскольку она познается Богом в качестве прототипа, в качестве causa exemplaris всех вещей. Поэтому они реально совпадают в совершенном единстве, а различаются лишь относительно, поскольку Бог познает свое существо как первообраз многих и различных вещей. По прототипу идей Бог сотворил вещи из ничего. Поэтому в вещах открываются божественныя идеи. Универсальное существует не само по себе, а только в отдельных вещах.

4. Бог – высочайшее благо и как таковое – последняя цель, к которой стремятся все вещи. Отсюда – всеобщая гармония между вещами, не нарушаемая даже существующим в мире злом, которое косвенно способствует гармонии целого. Этой общей гармонией обусловлена красота универса, которая в последней инстанции должна быть рассматриваема в качестве откровения славы Божией в мире.

5. В то самое время, когда лекции Александра Галесского собирали вокруг его кафедры любознательных учеников Парижского университета, с неменьшим успехом вел преподавание и другой ученый – уже из белого духовенства, Вильгельм Овернский (называемый также Вильгельмом Парижским). Он родился в Орильяке, позднее занимал епископскую кафедру в Париже и умер в 1249 г. Кроме нескольких сочинений по практическому богословию он написал большое философское произведение под заглавием «De universo», за которым последовали еще два меньших его сочинения: «De Trinitate» и «De anima»[58].

6. В этих сочинениях мы находим не только глубокий и меткий ум, но и обширную эрудицию. Вильгельм не только знаком с философией Аристотеля и Платона, но в совершенстве посвящен также и в арабскую философию. С арабской философией он преимущественно и борется в своем крупном сочинении «De universo», основательно излагая и опровергая ее. Он следует шаг