был,

Наливал он цару зелена́ вина,

Не большу́, не ма́лу — полтора ведра.

Принимала Маринка едино́й рукой,

30 Выпивала Маринка за еди́ной дух,

Тут пьяна́ стала да прираспа́далась,

Подымали они шелко́вы паруса,

Убирали они больши́ я́кори.

Царя Соло́мона дома не случилося,

35 Уехал он стрелять гусей, лебедей,

Серых, малыих утёнышков,

Крылистых, пёристых, перелётистых.

Приехал царь Соло́менной домой:

«Ой еси, вы слуги верные,

40 Слуги верные да неизменные,

Де же моя молода́ жена?

Одолело ли ее богачество,

Одолела ли ее скорбь великая,

Ушла ли она за нова́ заму́ж?»

«Ушла, — говорят, — ее Тарака́шка-купец увез за си́не море. Ей повезли, так у Васеньки Окуловича ее по су́кнам ведут, а сукна же взади завёртывают». (Эку жену привезли Васеньке!) Стали поживать. Царь Соло́ман стал собирать дружину и спрашиват:

45 «Уж вы ой еси, мои братья-товарищи,

Что мне заставите с женой делать?»

Глупой скажет — «потеряй жену»,

Мудрой скажет — «отступись, жена».

Собрал он дружину: «Надо мне войну открыть — по жену итти».

Брал с собой ту́рей рог:

«Ребятушки, братья-товарищи,

50 Первый раз я сыграю — вы на коней садитесь,

А другой раз сыграю — везите мне скорей да саблю вострую».

Пришел он к жены:

«Уж ты ой еси, Маринка да лебедь белая,

Пойдем назад жить домой».

Она и сказала: «Нет, я не пойду домой,

Здесь жить добро́,

55 Да здесь служить легко́:

Среды, пятницы здесь не по́стуют,

А великие говеньица не требуют».

Сидят разговаривают: «Ой, Маринка, идет твой новой муж, куды я буду деваться?»

Скакала Маринка на резвы́ ноги,

Хватала перину пуховую:

60 «Ложись, я, — грит, — на тя сяду тут».

Он отворил дверь и говорит: «Фу, фу, Маринка, что это меня руськой дух по носу ударил?» — «Это ты за охотой ходил, так вот тебя и ударило. Прекрасен Васенька Окулович, что бы ты стал делать, если бы здесь был царь Соло́монов?»

— «Есть у меня сабля вострая,

Вострая сабля да не обновлена,

Я обновил бы об его шею да Соломенну».

Скакала Маринка на резвы́ ноги́,

65 Хватала перину пуховую:

«Вот, Васенька, царь Соло́менной у меня здеся лежит».

Побежал он по саблю вострую,

Махнул его, да царь Соломенной

Он увертлив был,

70 Увернулся он под ремё́щат стул.

Говорит Соло́мен да таковы́ слова́:

«Не честь-хвала да молодецкая,

Не выслуга да богатырская,

Не казнят царей при доме,

75 А казнят царей да во чи́стом поле»

Она и говорит:

«Прекрасен Васенька Окулович,

Казни Соло́мона царя скоро-на́скоро!»

— «Глу́па баба да неразумная,

Волос долог, да ум коротенькой,

80 Сказали, что Соло́мон и хитё́р и мудё́р,

А поглядел я на Соло́мона —

У нас Соло́мона и глупее нет».

Она и говорит:

«Прекрасен Васенька,

Казни Соло́мона скоро-на́скоро:

85 Уйдет Соло́мон с хитросью,

С хитросью да мудросью».

Соло́мон и говорит:

«Куйте меня в железа крепкие,

Но везите меня в чи́сто по́ле,

90 Выкопайте три ямы глубокие

И поставьте три петли:

Одну петлю шелко́ву,

Другу петлю пенько́ву,

А третью петлю липо́ву;

95 На перекосых петлях меня повесьте».

Повезли царя Соло́мона во чи́сто поле казнить,

Говорит царь Соло́менной таковы́ слова́:

«Уж и што, братцы, за чудо, за дико́вина —

Одно колесо катитце, а друго не оставатце.

100 Вы ю́рзы-му́рзы да вси поганыи,

Вы татары все да кособрюхии,

На моей смертью да вы не радуйтесь,

Моя смерть будет да страхови́тая».

Завезли царя Соло́менна во чи́сто поле,

105 Да казнить хотят.

Ступил царь Соло́менной на перву́ ступень:

«Васенька, дай мне-ка сыграть во ту́рьей рог». — «Сыграй».

Юрзы-му́рзы все распа́дались.

Ступил на втору ступень:

«Васенька, дай мне сыграть во второй раз». — «Ну, — грит, — сыграй».

Сыграл — сыры́ боры́ да расшаталисе,

110 Вершинка с вершинкой сплеталисе,

Юрзы-му́рзы все распа́дались,

Прекра́сен Васенька едва на ногах стоит:

«Што у меня, царь Соло́менной, в поле сделалось?»

— «А летят гуси-лебеди со мной, мо́лодцем, да распроститисе».

115 Трете́й раз сыграл в ту́рей рог.

Подвели ему коня доброго,

Подвезли ему саблю вострую.

Царь Соло́менной руками размоталсе, ногами разлягалсе, и все оковы с ног спа́ли. А прекрасного Васеньку он в шелко́ву пе́телку и сунул, а Маринку полоненую в пенько́ву пе́телку, а Таракашку купца Замо́рского — в ли́пову.

А сказал он тут таковы́ слова́:

«Два мила́ тешатся, а и сводник тут».

120 — «Прекрасен Васенька Окулович,

Сам-то ты погинул да и меня сгубил».

Заскоцил царь Соло́менной на добра́ коня,

Брал тут да саблю вострую,

Нацал ю́рзов-му́рзов всех покашивать:

125 Куда махнет, туды́ — улоцка,

Поворотитца — туды переулочек.

«Вы, косы́-му́рзы, вам сказано было, что моя смерть вам страшна будет». Так оно и было.

——

Яков Андреевич Осташов

Я. А. Осташов в 1942 г. — 65-летний крестьянин из дер. Хабариха. В молодые годы занимался рыболовством, охотой, последнее время работал огородником в колхозе. Очень любознательный, с живым интересом ко всему новому. С большим удовлетворением вспоминал о своем путешествии в 1902 г. по Волге и о недавнем пребывании на курсах по развитию овощеводства в колхозах Севера.

Яков Андреевич хорошо был известен односельчанам как исполнитель былин и песен. Особенно любил он малоизвестную, по его словам, на Печоре песню «У колодечка да у глубокого, у ключика да у студеного». От него записана песня «По дорожечке да по широкоей», которую он пел вместе с рыболовом И. П. Лавринским на берегу Печоры, провожая пароход с призывниками Красной Армии в 1942 г.

Былины начал петь с 12 лет.