лазарета. – Если честно, я даже удивлен, что мои хрупкие братья выжили. Думаю, ты, скорее всего, смогла бы справиться с каждым из них, если бы постаралась, но не волнуйся, я не заставлю тебя ночевать с ними, если тебя беспокоит именно это. Ты можешь занять мою кровать. Однако, если ты не против, я буду спать в углу на кушетке, когда у меня появится время прикрыть глаза дольше, чем на одно мгновение.

Он каким-то особенным способом выкладывал каждый предмет на кровать, прежде чем перейти к следующему. Ее губы приоткрылись, чтобы возразить, сказать, что он должен спать в своей постели, но Кейн ее опередил.

– В любом случае, в последнее время я редко пользуюсь кроватью. Сейчас у меня недостаточно людей, чтобы нести полную вахту. Многих я потерял при пожаре.

– О, – Лорелея не знала, что ответить. – Сочувствую.

– Не стоит, – ответил он. – Я сам виноват. Необдуманное решение. Не против, если я перевяжу твою рану?

Она кивнула и протянула руку, Кейн сел на край кровати вполоборота. Его свинцового цвета глаза скользнули по ее коже, пока он снимал повязку.

– Я не целитель, – сказал он, – но кое-что знаю. Ты захочешь воспользоваться этим, – он посмотрел на пузырек, ища этикетку, которой там и в помине не было, – лекарством, пока мы не пришвартуемся.

– Откуда мне знать, что ты не ошибся с лекарством? – спросила Лорелея, отдергивая руку. – Ты даже не знаешь, как оно называется.

– Я же сказал, – огрызнулся Кейн, – я не целитель. Теперь замолчи и смотри, чтобы в следующий раз ты смогла самостоятельно.

Она закрыла рот и стала внимательно смотреть, как он откупорил бутылку зубами и вылил немного прозрачной жидкости на лоскут.

– Я знала, что не ошиблась в тебе, – тихо сказала Лорелея, не выдержав молчания. – Знала, что ты не так ужасен, как решили жители гавани. Если честно, я не думаю, что в мире есть хотя бы один пират, которого Инцендия не ненавидит.

Она исподлобья взглянула на него, он был сосредоточен на ожоге. С такого близкого расстояния Лорелея увидела множество маленьких шрамов, разбросанных по всему его лицу. Она позволила себе недолго погадать, в скольких же схватках он участвовал, раз получил такое количество отметин на память.

Кейн протер ее ожог чем-то, что могло бы оказаться ядом – лекарство обожгло кожу. Она сдержала вскрик и отвлеклась от прежних мыслей, задумавшись, не отомстил ли Кейн таким образом за ее добрые слова.

– Расскажи мне, что говорят инцендианцы? – его голос звучал успокаивающе, тон для вопроса он выбрал такой, каким с ней еще ни разу не разговаривали.

Возможно, это такой трюк, чтобы отвлечь ее от того, что он сжег ей кожу.

– Говорят, у пиратов нет сердец, – ответила она. – Вы вырываете их и бросаете в море.

Кейн прикоснулся к ее покрасневшей коже на руке, нежно баюкая. Мозолистые пальцы напомнили ей, какими смертоносными становятся его руки в бою.

– Говорят, по череде трупов можно вычислить путь пирата.

– Да, есть такие, кто идет темным путем, но прилив еще не накрыл нас. Большинство хочет, чтобы Церулия и наш народ процветали. Этого хотели и первые капитаны флота, основавшие островное королевство. Мы хотим, чтобы Инцендия оставила в покое нас и наше золото. И сделаем все, что от нас зависит, чтобы защитить Церулию, даже если понадобится уничтожить весь Инцендианский флот и всех Разведчиков.

– А как на счет грабежей и кражи грузов с кораблей? – спросила Лорелея.

– Мы предпочитаем называть это контролем торговли. Действительно ли Инцендии нужно такое количество пушек и боеприпасов? Зачем? Знаешь, сколько поставок оружия по морю мы остановили? И ты чертовски права, с этих кораблей мы вынесли все до последней монеты, потому что люди, идущие войной на другие земли и людей, ничего этого не заслуживают.

Лорелея молчала, наблюдая, как он открывает баночку с мазью. Он окунул чистый лоскут ткани в емкость и поднес к ожогу, касаясь пострадавшей кожи нежными промакивающими движениями, равномерно распределяя мягкий крем. Конечно, очень любезно с его стороны показать ей, как обрабатывать ожог, но она не знала, можно ли ему верить. Может, было бы лучше послать к черту все его указания.

Она мечтала отомстить, и прямо сейчас Кейн Блэкуотер был ее единственным способом хотя бы попробовать месть на вкус. Не помешало бы разобраться, какую роль он играет во всей истории, знает ли что-то о ее матери и о том, почему Роув убил ее.

– Что-то не сходится, – заявила Лорелея, прежде чем успела лишиться самообладания. – В тот день, когда я столкнулась с тобой в таверне…

– Ты имеешь в виду тот день, когда ты меня обокрала?

Лорелея перевела дух.

– Ты знаешь.

Он пожал плечами, а его свинцовые глаза блеснули.

– Догадался.

– Думаю, мне следует извиниться.

Кейн покачал головой.

– Роув… ворвался в мой дом в тот же вечер, – продолжила она. Слова застряли в горле, казалось, она не сможет их произнести никогда, но Лорелея заставила их сойти с губ. Неприятные на вкус и такие ненастоящие. Слезы навернулись на глаза, но она торопливо сморгнула их. – Он убил мою мать. Она была беззащитна и почти сошла с ума, но все равно пыталась защитить меня. Но больше всего меня волнует то, что она почему-то знала его, а он знал ее. Он знал ее имя.

– Какая фамилия у твоей семьи?

Она прищурилась, не до конца понимая, почему он спрашивает. Она думала, ее фамилия ему уже известна.

– Пенни. Лорелея и Женевьева Пенни.

Глаза Кейна широко распахнулись при упоминании имени ее матери. Когда он отвел от нее взгляд, она заметила шрам, пересекающий бровь.

– Что такое? – подозрительно спросила Лорелея. Она почти вырвалась из его хватки, но, если она хотела сохранить руку, ожог все еще требовалось пролечить. Будет трудно прикончить Роува, оставшись без конечности. – Ты знаешь что-то? Знаешь, почему Роув убил мою мать? Зачем ему убивать ее и меня?

Кейн взял с кровати ткань, а затем неспешно начал бинтовать ее руку, задевая пальцами раскрытую ладонь. На несколько мгновений показалось, что внутри него идет какая-то борьба, он то открывал, то закрывал рот, то поднимал глаза на нее, то снова опускал взгляд на руку.

Если он ничего не знал об этом или не собирался рассказывать ей то, о чем она на самом деле хотела услышать, может, он знал хотя бы что-то о мерзком шепоте, который она слышала во сне, и о том, как тот назвал ее – Дочерью Шторма и Дочерью Моря. Обычно она не слишком обращала внимание на подробности снов,