Адриана уже откровенно плакала, ей было неважно, что адвокатэто слышит.

— Что от меня требуется? И почему вы мне звонитесегодня? — всхлипывая, произнесла она. — Сегодня праздничный день. Выне обязаны работать.

Стивен сказал Алману, что Адриана, вероятно, будет вредакции, и ее там можно будет поймать, поэтому тот и позвонил из дома. Емубыло неловко говорить ей все это, но он полагал, что будет еще хуже, если водин прекрасный день она найдет все эти бумаги в своем почтовом ящике. Стивенговорил, что никогда с женой не ссорился и жили они хорошо, но что он просто нехочет ребенка, а жена отказалась делать аборт. Ларри Алману ее позиция казаласьвполне естественной, и он считал, что Таунсенд в данном вопросе не прав, носпорить с клиентом не входило в круг его обязанностей. Он пытался уговоритьСтивена еще раз все обдумать, посоветоваться с женой, не отказываться отродительских прав до рождения ребенка. Но Стивен не желал об этом и слышать.

— Миссис Таунсенд, — спокойно сказал Алман. —Я в самом деле весьма сожалею, что мне приходится вам все это говорить, и самне испытываю от этого удовольствия. Я просто думал, что, может быть, звонок потелефону…

— Нет-нет, вы тут не виноваты, — всхлипывалаАдриана. Она знала, что при всем желании не может изменить позициюСтивена. — А он здоров? — спросила она, чем очень удивила адвоката.

— Да, вполне. А вы?

Это казалось гораздо более важным.

— Да, — кивнула Адриана, и по ее щекам покатилисьслезы.

Алман грустно улыбнулся на своем конце провода.

— Извините, но по вашему голосу этого не скажешь.

— День выдался такой скверный… несчастье с сыномсенатора, а теперь еще и это.

Все это было так ужасно. А какой накануне был чудныйуик-энд…

— Как вам кажется?..

Глупо было задавать такой вопрос, но Адриана хотелапосоветоваться, не может ли Стивен передумать, когда родится ребенок, когда онего увидит. Она еще надеялась, что появление малыша на свет может все изменить.В конце концов, Стивен же его отец.

— …Вы не думаете, что он может передумать? Знаете…потом…

— Все возможно. Он предпринимает чрезмерно радикальныешаги, но, похоже, полон решимости довести их до конца, ради собственногоспокойствия. Он хочет, чтобы были расставлены все точки над "и" и всебыло юридически оформлено.

— Когда развод вступит в силу?

Вообще-то теперь это не имело значения. Какая разница? Крометой, что, рожая ребенка, все-таки лучше быть замужем.

— Он подал заявление две недели назад. Следовательно,процедура расторжения вашего брака закончится… где-то к середине декабря.

Великолепно. За две недели до родов. И в свидетельстве орождении не будет фамилии отца. Замечательная новость. Как не радоваться такомузвонку?

— Это все?

— Да. Я… я завтра пошлю вам бумаги.

— Спасибо.

Она снова вытерла дрожащими руками глаза.

— Через пару месяцев я с вами свяжусь по поводуквартиры. И, конечно, вы через своего адвоката можете потребовать алименты.

— У меня нет адвоката. И алименты меня не интересуют.

— Я думаю, миссис Таунсенд, вам все же следуетпосоветоваться с юристом. Согласно калифорнийскому законодательству вы имеетеправо на алименты.

«Глупо, если она от них откажется», — подумал Алман.Ему не нравилась вся эта история, и он хотел, чтобы Адриана получала от бывшегосупруга хоть какие-то деньги. Тот, в конце концов, был ей кое-чем обязан.

— Я вам еще позвоню.

— Спасибо.

Алман попрощался, в трубке раздались гудки, а она все неотнимала ее от уха, словно надеясь, что сейчас ей скажут, что все это шутка. Ношуткой тут и не пахло. Стивен подал на развод и хотел отказаться от своих правна ребенка. Худшей новости Адриана никогда не слышала. Она с содроганиемвспоминала разговор и думала, что же теперь делать. По сути, ничто неизменилось. Она пока еще жила в их квартире, у него по-прежнему была всямебель, а у нее — малютка. Но на самом деле все стало по-другому. У нее большене было надежды, кроме как на то, что Стивен вернется и по уши влюбится в ихребенка. Но Адриана понимала, что это маловероятно. Ей предстояло теперь однойготовиться стать матерью, продолжать работать, найти себе новое жилье и покрайней мере купить диван, на котором можно было бы сидеть. Но, что гораздо хуже,надо было осознать факт, что с юридической точки зрения у ее ребенка не будетотца. Это было страшное потрясение. Адриана наконец положила трубку. Онаплакала. Плечи у нее вздрагивали. Стоя спиной к двери, Адриана не увидела, какона тихо открылась, а вошедший мужчина не сразу понял, что она плачет. Адрианамедленно повернула мокрое лицо и через пелену слез увидела его. Это был БиллТигпен.

— О, Господи… Извини… Я не хотел… Наверное, я невовремя…

Это было, конечно, мягко сказано, и Адриана попыталась улыбнутьсясквозь слезы, в то же время она полезла в стол за бумажным носовым платком.

— Нет… Я… вообще-то… все в порядке…

Она опустилась в кресло и снова расплакалась, закрыв лицоладонями:

— Нет… это ужасно!

Невозможно было ему это объяснить, да и не хотелось.

— Это просто… Я… Я не могу… Адриана была на гранинервного срыва, Билл подошел к ней и ласково погладил по плечу.

— Не расстраивайся, Адриана. Все будет хорошо. Что бытам ни было, раньше или позже все образуется.

Билл недоумевал, что у нее могло случиться. Она была бледнаяи вся дрожала. Был момент, когда он испугался, что Адриана упадет в обморок.Тогда он велел ей глубоко вздохнуть, дал стакан воды, и Адриане явно сталолучше.

— Похоже, что утро у тебя выдалось не изприятных, — сказал Билл, сочувственно глядя на нее.

Адриана постаралась улыбнуться, но у нее ничего неполучилось.

— Жуткий день.

Она высморкалась и посмотрела на Билла отчасти смущенным,отчасти признательным взглядом:

— Сначала похитили и убили сына сенатора, у нас об этомпять тысяч миль пленки, с крупными планами его перерезанного горла…

Она всхлипнула.

— А потом…

Адриана осеклась и подняла глаза на Билла, не зная, сказатьему или нет. Но больше не имело смысла держать это в секрете, решение ведьприняла не она.

— А потом… был этот дурацкий звонок адвоката моегомужа.

Глаза у нее снова наполнились слезами, голос задрожал.

— Адвокат? А зачем он тебе звонил? И вообще сегодня жепраздничный день!