Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За дверью начинался неширокий коридор, заставленный жестяными ведрами, лопатами и стертыми метлами, выбросить которые, верно, было жалко или попросту не доходили руки. Коридор скоро уперся в дверь, обитую жестью. Запирал ее такой же внутренний замок, что стоял на входной двери. Валька открыл его в полминуты, после чего они оказались в следующем коридоре с двумя дверьми. Остановились возле той, на которой была табличка, уведомлявшая посетителей, что за сей дверью восседает сам председатель правления акционерного общества «Канцелярист» Семен Яковлевич Зильбертовский.
– Шкаф здесь, по правую руку от стола, – шепнул Вальке Голован.
Валька присел на корточки, осмотрел цилиндрический замок, потом взял тонкий ключ без бородки, вставил его в верхнюю часть скважины и, повернув его, насколько это было возможно, засунул в замочную скважину тонкую отмычку с загнутым крючком на конце, стараясь не оставлять снаружи замка никаких царапин. Медленно просовывая отмычку в скважину и прислушиваясь, он довел ее до упора, а затем быстро и плавно вынул, одновременно поворачивая ключ без бородки. Раздался щелчок, ключ провернулся, и Валка, потянув за ручку, открыл дверь кабинета.
– Клево![60] – прошептал Козырь, слегка хлопнув Вальку по плечу. – Настоящий медвежатник.
– Не говори гоп, – осадил его Голован и кивнул на занавеску, за которой прятался несгораемый шкаф. – Клево будет, когда Волчок вон того «медведя» отначит…
Все трое подошли к стальному шкафу высотой без малого в сажень. Сверху шкаф имел чугунное литье наподобие девичьего кокошника, которое увеличивало и без того впечатляющие размеры шкафа. Посередине «кокошника» имелась привинченная по бокам двумя медными винтами табличка с выдавленным на ней гербом Российской империи. Поверх него также было выдавлено: «Ф. Санъ-Галли. С.-Петербургъ И Москва». Это был шкаф чугунолитейного завода наполовину немца, наполовину француза Франца Карловича Сан-Галли на Лиговке, о котором Вальке рассказывал дедушка Аркадий Степанович.
Это на его заводе были отлита колонна Славы, что стояла перед Троицким собором в Петрограде в честь подвигов русских солдат и офицеров Измайловского полка в Русско-турецкой кампании 1877–1878 годов, пока красноармейцы в серых шинелях не свалили колонну и не утащили ее на переплавку. Это на нем отливались фонарные столбы, фонтаны, балконные решетки и решетчатые заборы для Павильонного зала Эрмитажа и Таврического сада, а также ворота Зимнего дворца.
А несгораемые шкафы и кассы, которые изготовлялись на заводе…
Валька как-то по-взрослому вздохнул и попросил ему посветить.
Внимательно осмотрев дверцу шкафа с Т-образной ручкой и двумя отверстиями для ключа, закрытыми накладками, он открыл дедов саквояж, присел и стал рассматривать имеющийся инструмент, выбирая наболее подходящий. Оба замка несгораемого шкафа были сувальдными и, конечно, отличались механизмами один от другого. Поэтому Валька осмотрел сначала воротки, толкатели и отмычки для смещения запорных пластин-сувальд, отобрал два наиболее жестких толкателя и четыре отмычки с крючками и петлями на конце из проволоки и спиц. Затем довольно долго примеривался к первому замку, выбрал четырехгранный Z-образный толкатель и аккуратно просунул его в скважину. Паз ригеля удалось нащупать почти сразу, и толкатель поднялся вверх по замочной скважине. Валька нажал на него одной рукой, удерживая в таком положении, прислонил ухо к дверце и другой рукой с зажатой в ней отмычкой из спицы стал нащупывать сувальды. Когда Волчок нащупал четвертую сувальду, прошло, наверное, минут восемь. Аккуратно и не торопясь, он вывел последнюю пластину из зацепления с запорным штифтом, после чего раздался едва уловимый щелчок, толкатель провернулся, и открываемые ригеля весьма слышно щелкнули.
– Один есть, – тихо промолвил Валька и вытащил из скважины инструменты, стараясь не поцарапать замок.
Затем принялся за второй замок. Здесь ему пришлось попросить помощи, поскольку загнутый конец толкателя до паза в ригеле не достал, поэтому требовалось больше усилия, чтобы давить на ригель в сторону открытия. Держать вызвался Голован.
– Сильно не дави, но держи толкатель постоянно в напряжении в сторону, куда открывается запор, – произнес Валька тоном умудренного годами и опытом наставника.
– Понял, – на полном серьезе ответил Голован.
На этот раз Валька возился с отмычкой минуты три, может, все четыре. Когда раздался едва уловимый щелчок, толкатель, на который все время давил Голован, провернулся, и открывшиеся ригеля опять громко щелкнули.
Валька посмотрел сначала на Голована, потом на Козыря и, повернув рукоять шкафа, с легким поклоном отворил дверь…
– Ну и дела! – невольно воскликнул Козырь.
– Да-а, – протянул Голован. – Такого я еще не видел.
Валька обернулся и вместо разверзнутой пасти шкафа увидел еще одну дверь с небольшой ручкой. Замочная скважина была скрыта накладкой, и, когда Волчок ее отодвинул, под ней оказалась тонкая скважина цилиндрического английского замка под ключ с бородками по обе стороны.
– Зачем конторе, торгующей канцелярскими принадлежностями, такой серьезный «медведь»? – сам себе задал вопрос Козырь.
– Ну, может, «Канцелярист» – это только вывеска. Прикрытие. Фуфло для фраеров. А на самом деле акционерное общество занимается вовсе не канцелярскими товарами, – предположил Голован.
– А чем? – посмотрел на него Козырь.
– Не знаю, – ответил Голован. – Но очень хотелось бы узнать.
– Догнал[61]. Сбаторим, – кивнул Козырь.
Тем временем Валька, осмотрев скважину, выбрал вороток и «лапку». Один конец воротка он вставил в верхний конец скважины. Затем мягко просунул «лапку» в скважину под воротком, довел ее до упора и плавно, но быстро вынул. Вороток при этом провернулся один раз. Он повторил эти манипуляции еще раз, и наконец отворившаяся дверь обнажила нутро несгораемого шкафа: три полки и запертое верхнее отделение шкафа, замочек которого сдался менее чем за минуту. Все! Сангаллиевский «медведь» капитулировал…
Зрелище было поистине замечательным: все три полки несгораемого шкафа были заполнены пачками денег. Это были совзнаки, выпущенные в 1922 году, один рубль которых соответствовал десяти тысячам рублей, выпущенных год назад. Плохо было другое: в 1923 году появились новые бумажные деньги, рубль которых ценился в 100 раз дороже, нежели прошлогодний. Но зато этих прошлогодних денег было очень много.
А вот полка с запирающейся дверцей была просто волшебной: на ней стояли сложенные в стопки золотые николаевские червонцы чеканки 1899 года.
Козырь, завороженно глядя на все это богатство, даже слегка присвистнул. После чего произнес подсевшим голосом:
– Вот это повезло так повезло. Не зря у этого «медведя» столько хитрых запоров… было…