– Увы, несмотря на то, что под мудрым правлением Домитрианов в империи уже несколько веков царят довольство и процветание, мы с вами оказались на опасном перепутье. В нашей среде, словно раковая опухоль, возникла зловредная идеология. Я говорю о тех, кто хочет возврата к так называемым наукам, давно и благополучно забытым нами.

Я так и ахнула. Надо же, так вот зачем нас собрали!

– Те, кто придерживается этой гибельной идеологии, не просто кликуши, воображающие, что злокачественные участки пространства однажды поглотят весь космос. Они даже не сепаратисты-излишние, думающие, что могут обойтись без нашей направляющей длани. Предатели и богохульники затаились среди самого высшего сословия нашей священной империи.

Я не сводила глаз с Рандевальда. Не с неправдоподобно-громадного лица, отображенного электронными одеждами, а с крошечной фигурки, восседавшей на троне посреди огромной сферы. У меня из головы не выходило, что трещина, разделившая придворных Хризантемы на две группы, четко проявилась только после моей эскапады на арене. Эмпиреаны были центром притяжения, лидерами этой «злокачественной», по словам императора, фракции.

– Некоторые из сенаторов и наместников вбили себе в голову, что это они, а не я, должны принимать решения на благо империи. Они распространяют среди излишних ереси, о которых те даже помыслить не могли. Они нарушили священные тайны Живого Космоса, действуя вопреки моим прямым приказаниям. Многие уже знают, кто эти предатели. Многие из вас являются их потомками.

Я до боли сжала кулаки, сердце бешено колотилось. Я не сводила глаз с зависшего передо мной дрона, готового выстрелить. «Неужели моя смерть настала?» – мелькнула мысль.

Император замолчал. В зале повисла мертвая тишина, и с каждой секундой все больше казалось, что никому не под силу ее нарушить. Наверное, именно этого и добивался Рандевальд фон Домитриан. На его фальшиво молодом лице расплылась улыбка.

– Вот почему я собрал Великий Совет. Как вы наверняка заметили, тех немногих, которые распространяют богохульные ереси, сюда не позвали. Но из уважения к святости их родов я отобрал наиболее достойных потомков, тех, кто одновременно несет в своих жилах старую кровь и послушание законным правителям.

Я продолжала в ужасе смотреть на императора.

– Мы все собрались здесь с единственной целью. Многие из вас доказали, что, в отличие от своих родственников, достойны встать у руля семейного звездолета. С этого дня вы получаете родительские титулы и власть. Те, кто был приглашен на Совет в качестве местоблюстителей, отныне становятся главами своих семей.

Я оторопела. Он не имел права просто взять и объявить, что сенатор фон Эмпиреан больше никакой не сенатор, а его место отдается Сидонии. Так это не делалось. Даже императору не позволено нарушать принцип майората по своему желанию. Если бы мы не были окружены дронами, готовыми перестрелять нас всех, кто-нибудь наверняка ему бы возразил.

– И чтобы обеспечить плавный переход власти, – продолжил император с ледяной улыбкой на губах, – я уничтожил других претендентов на ваши титулы.

Все внутри меня окаменело. Я не понимала, не могла понять, к чему он клонит.

По сфере пробежала рябь шепотков. До людей начал доходить смысл его слов. Мне оставалось только пытаться убедить себя, что я ошибаюсь и все понимаю неверно.

– Итак, я собрал вас на Совет, чтобы вы, новые и старые наследники империи, с любовью взглянули друг на друга. А также помянули души тех заблудших, которые пытались разрушить наше государство. – Император изящно повел рукой.

На одеждах грандов и грандесс из внешнего круга замелькали изображения: космическая станция, охваченная языками пламени; флотилия звездолетов, подрывающихся на автоматическом минном поле; планета, разлетающаяся на куски…

Я не верила своим глазам до тех пор, пока не увидела крепость Эмпиреанов, причем на кадрах была обозначена вчерашняя дата.

«Нет».

Крепость взорвалась.

Я вскочила на ноги, чуть не свалившись с платформы.

– Нет!

«Нет, нет, нет…»

Это слово билось в моем сознании. То, что я увидела, было невозможно, невероятно. Но я же видела все собственными глазами: крепость начинает менять форму, сминается, а потом распадается, и ее обломки дрейфуют на фоне знакомого газового гиганта, который я наблюдала с тех пор, как поселилась с Сидонией. Значит, я видела, как был разрушен мой дом. Разрушен дом Сидонии.

– Нет, – хрипло повторила я, вспоминая, что матриарх не ответила на мой последний вызов.

Я думала о молчащих Эмпиреанах, а на одеждах людей мелькали все новые и новые картины краха и гибели. Могущественные старые роды, равно как и новые, были одним махом вырублены под корень. Затем на одеждах вновь возникло высокомерное лицо Рандевальда фон Домитриана. Его острый взгляд кромсал мое сердце.

Люди в зале начали плакать и кричать. Кто-то корчился от горя, другие тряслись в рыданиях, третьи сидели с каменными лицами. Те, кто по императорской милости избежал резни, вроде сенатора фон Пасуса, самодовольно озирались вокруг.

«Это невероятно. Этого просто не может быть…»

– Многие из вас потеряли свои семьи, – как ни в чем не бывало продолжил император, когда страшное видео закончилось. – Уверяю вас, они унесли с собой свою вину. Вы, прибывшие сюда в качестве местоблюстителей своих родов, покинете этот зал влиятельнейшими людьми империи. Но вы навсегда запомните, к чему приводят мерзкие богохульства. Надеюсь, вы будете благодарны своему императору, возвысившему вас. Если же нет… Что же, мы всегда готовы провести еще одну демонстрацию, вроде сегодняшней, только уже с вашим участием.

Мне казалось, что мир вокруг меня распадается, бледнеет. Это не могло быть правдой, только ночным кошмаром, от которого я вот-вот должна была проснуться.

В заключение своей речи император объявил о торжестве, на котором мы должны были отпраздновать одновременное возвышение стольких юных грандов и грандесс. Я почти не понимала, что он говорит. Никак не могла стряхнуть с себя это наваждение. А это нужно было сделать как можно скорее, иначе мне пришлось бы поверить, что император убил Эмпиреанов. Поверить, что он действительно это сделал.

Что он убил их всех. Включая Сидонию.

Невозможно. Это было совершенно невозможно.

Сидя на своей вилле, я отправляла вызов за вызовом. Мне не отвечали. Не обращая внимания на челядь, я пыталась избавиться от морока. В один из таких моментов и явился Гладдик, я даже не слышала домофон.

– Сидония, мне очень жаль. – В его голосе отчетливо прозвучали слезы.

Я посмотрела на него и не узнала. Такое впечатление, что мы никогда прежде не встречались. Отправила очередной вызов. На этот-то раз они мне обязательно ответят.

– Я и понятия не имел о том, что готовится. Мои родители знали, но ничего мне не говорили, – продолжил Гладдик. – Иначе бы я тебя обязательно предупредил, клянусь. Пожалуйста, поверь мне. Я ведь пришел сюда ради тебя.