– В смысле?

– Этот человек, о котором вы мне рассказываете. Возможно, его вообще не существует.

Я почувствовала, как ткань реальности вокруг меня расползается. Я вгляделась в розовое лицо детско-юношеского психолога. Не похоже, чтобы он шутил или говорил метафорически.

– Мы ходили в одну группу, целый семестр, – с расстановкой произнесла я. – Виделись почти каждый день. Общались друг с другом. Я… в моей памяти это прекрасно отложилось, – моя уверенность росла с каждым словом. – Я твердо убеждена, что он существует. В смысле, я не уверена на все сто процентов, но у меня нет и стопроцентной уверенности в том, что я сижу сейчас здесь и говорю с вами, понимаете?

– Но мы сейчас сидим лицом к лицу. Мы – реальные люди. Он же действует не на уровне реальной личности. Для вас он – не реальная личность. Если бы он был реален, у вас имелась бы масса возможностей разглядеть изъяны этой ситуации – увидеть, что для вас его на самом деле нет. А получается наоборот: поскольку он существует в виде писем, он как бы есть всегда, стоит вам включить компьютер. Готов спорить, вы вновь и вновь перечитываете его письма, я прав?

– Да.

– Разумеется, перечитываете. И он – идеальная компания, поскольку вам нужно заполнить пустые места. Сейчас я хочу задать вам вопрос, и я хочу, чтобы вы некоторое время поразмыслили, – он сделал паузу. – Что если бы у этого компьютерного парня… дурно пахло изо рта?

– В смысле?

– Просто поразмыслите.

Я поразмыслила.

– Извините, мне кажется, я не понимаю вопрос.

– Что если бы вы узнали этого парня лично, и выяснилось бы, что у него дурно пахнет изо рта?

Я поразмыслила еще немного.

– Ну, полагаю, если бы так оказалось, мне следовало бы предпринять какие-то действия, – сказала я. – Но пока так не оказалось, не думаю, что есть смысл об этом беспокоиться.

– Вот именно! Поскольку он не реален, то вам нет нужды и беспокоиться. Понимаете, о чем я? С виду он похож на идеал, но у реального человека за этой маской могут оказаться какие угодно проблемы.

– Типа плохого запаха изо рта?

– Именно.

– Послушайте, – сказала я, – мне не хочется говорить всякие вещи, вроде «Я такая из себя интеллектуалка, и на запах изо рта мне наплевать», но мне кажется, что эту проблему так или иначе можно решить. В этом мире нечасто случается встретить человека, с которым чувствуешь связь. Большинство людей просто ужасны. Если взять ситуацию в целом, запах изо рта – относительно решаемая проблема. Продается масса всяких вещей. А вот сделать человека интересным и содержательным…

Психолог постучал друг о друга указательными пальцами.

– Меня заинтересовало ваше замечание о том, что большинство людей «просто ужасны». Почему они кажутся вам ужасными?

Я поведала ему свою теорию. В минуту знакомства большинство людей оценивают тебя в плане конкуренции за ресурсы. Это как, допустим, все живут, опасаясь кораблекрушения, а на спасательной шлюпке поместятся лишь столько-то и столько-то человек, и они постоянно стараются следить за своей собственностью и идентифицировать расходных людей – тех, от которых можно избавиться. Это как с Ханной, когда она хотела дружить со мной против Анжелы.

– Все пытаются успокоить себя: уж меня-то из лодки не выкинут, это их выкинут. Они всегда делят людей на две группы – на союзников и расходных.

– А себя вы относите к расходным людям?

– Дело в том, что я вообще не желаю иметь отношение к этому вопросу, а вот каждый из большинства имеет его в виду. Число тех, кому интересно узнать и понять тебя, а не вычислить, должен ли ты остаться в лодке, – это число сильно ограничено.

– Селин, то, что я слышу, указывает на одну весьма простую и весьма естественную вещь: боязнь конкуренции и боязнь быть отвергнутым. Очевидно, в школе вы были весьма успешны. Затем приехали в Гарвард, а здесь – полторы тысячи ваших ровесников, которые ничуть не менее успешны, а некоторые, возможно, – куда более. В каждой беседе вы усматриваете подтекст конкуренции. Вы опасаетесь, что не окажетесь на должной высоте, что вас отвергнут.

Боюсь, наше время вышло, но думаю, встреча была продуктивной. Я вижу в вас массу несовместимых эмоций. Мне кажется, своим представлением, что люди ужасны, вы компенсируете, быть может, чувство неполноценности и страх оказаться отвергнутой. Вы мысленно обосновываете отвержение, объясняя его не своими недостатками, а недостатками других. Это они не в состоянии понять вашу философию или ваши идеи.

В силу всего этого вы ужасно одиноки и изолированы, что может объяснять вашу восприимчивость к этому компьютерному парню. Похоже, он дает вам именно то, чего вы хотите, – немежличностные межличностные отношения. С ним вам не нужно беспокоиться, на чьей стороне комнаты – шнур-удлинитель. Но это оттого, что вы имеете дело не с реальными личными отношениями. В реальной жизни люди обсуждают такие вещи, приспосабливаются к ним. Это объясняет вашу тревогу, ваше ощущение, что вы вот-вот совершите ошибку.

В следующие пару недель я хочу помочь вам понять, что истинная близость – это сфера, где ошибок нет – по крайней мере, ошибок в том смысле, который вкладываете вы. Там нельзя всё разрушить одним неверным движением. Дружба – это пространство, где вы получаете поддержку и свободу совершать ошибки. Думаю, когда вы придете к этому пониманию, многое для вас переменится к лучшему.

Ответить на это было нечего, поэтому я просто кивнула и надела куртку. Он сказал, что психологическое отделение скоро переезжает в новое здание. Потом нарисовал схему расположения нового и старого зданий на обратной стороне визитки и вручил мне. Я положила ее в карман, но знала, что она мне не пригодится.

* * *

На улице моросил дождик. Зонт я с собой не брала. В душе у меня царил ужас. Своими разговорами о Иване я предала его, из-за меня чужой человек называл его «этот компьютерный парень» и сравнивал с Унабомбером. Благодаря мне в мире теперь существует некий нейронный образ – «компьютерный парень». Я испытывала иррациональный страх, что Иван обо всём этом узнает или каким-то образом уже узнал.

Я пыталась утешить себя тем, что Иван, в конце концов, тоже беседовал обо мне и что какие бы соображения по моему поводу ни пришли в голову его приятелю Имре, они наверняка не менее идиотские, чем версии детско-юношеского психолога по поводу Ивана. Но эта мысль оптимизма мне не прибавила.