Наверное, можно было нагло заявить: «Я искала твою шкатулку повсюду, но она, видать, завалилась в одну из сумок, которые я отправила в благотворительный магазин. Мне очень жаль. Давай я куплю тебе новую».

Живот подвело от мысли, сколько для этого придется выполнить заказов.

Но я нарушила слово, и теперь предстояло расхлебывать кашу. В то утро, когда мы убирали на чердаке, я пообещала, что ничего не выброшу без разрешения Франчески. И сама уговаривала девочку не стесняться желания сохранить на память какие-то мамины вещи. Кроме Лары, больше никто из нас не терял мать в юном возрасте, и Франческа имела право распоряжаться ее наследием по своему усмотрению. Хотя, честно говоря, я не ожидала обнаружить среди вещей Кейтлин неразорвавшуюся бомбу, способную разнести вдребезги благостные воспоминания девочки о матери.

Я слышала, как подошвы Нико и Франчески хрустят по половицам, которые я покрасила в белый цвет и сверху покрыла корабельным лаком. Что там могло хрустеть? Потом я поняла: падчерица перевернула лоток с маленькими отсеками, где я хранила бусины, пайетки и драгоценные камушки, которые выискивала на блошиных рынках, выкупала на интернет-аукционах, добывала в благотворительных магазинах. Моя маленькая сокровищница из жемчугов, стразов и драгоценных камней, теперь разбросанных повсюду и раздавленных ногами. В ту минуту я ненавидела Франческу. Мне надоело быть взрослой и разумной, мириться с отвратительным поведением, прикусывать язык и позволять Нико самому разбираться. Да, конечно, мне очень жаль, что Кейтлин умерла и что я не могу ее заменить, но сейчас я жалела, что вообще познакомилась с семейкой Фаринелли. Так и подмывало положить предел безобразиям тринадцатилетней паршивки, разрушающей дело моей жизни, хотя вся моя вина состояла лишь в том, что я пыталась защитить падчерицу от правды о матери и горького разочарования.

Хотелось подняться по ступенькам и наорать на Нико, который оказался таким слепцом, что не замечал, как жена, сунув в сумочку театральный бинокль, торопливо убегает якобы в театр, а на самом деле на свидание с хахалем. Еще, небось, и посмеивалась над мужем, который в это самое время пахал в своем садовом центре, заботясь лишь о том, чтобы успеть распродать очередные цветы, пока они не завяли. Но даже охваченная яростью, я знала, что никогда не воспользуюсь пакостным поведением Кейтлин как оружием. Да, отец Сэма втоптал меня в грязь, но я с самого начала знала, что он собой представляет: игрок, бездельник и бабник. Дин, видать, думал, что верность – это такая нелепая причуда, которую упоминают раз в год в рождественском гимне. И все же я плакала в подушку, убитая горем и потерянная, прижимая к себе новорожденного сына и не представляя, как жить дальше.

Попытка примерить те же чувства к идеальному образу женщины, у которой в ящике стола лежат только щетка для одежды, ложка для обуви да канцелярские скрепки, могла оказаться весьма болезненной. Но эта мысль меня не успокоила. Особенно когда Нико выбрался с чердака до странности довольный и вполголоса сообщил:

– Франческа очень сожалеет, что устроила беспорядок, но у нас наметился прогресс. Она наконец-то готова сходить на кладбище. Надеется, что это ей поможет.

Я уставилась на мужа, словно у него выросли две головы и обе они украшены ветвистыми рогами. Моя мастерская – место, где я зарабатываю гребаные деньги, – полностью разгромлена, а Нико изображает идиотский триумф. В этот момент я сама чуть не превратилась в злобного ребенка. Мне хотелось ворваться в комнату падчерицы, сорвать со стен дурацкие плакаты, расколотить все флаконы с лаком для ногтей, пока спальня не превратится в гигантскую картину из брызг, и в довершение вспороть пару-тройку пуховых подушек. Удержалась я с трудом, цепляясь за каждую клеточку взрослого здравомыслия.

Когда перед свадьбой я пробовала на вкус слово «мачеха», катая его по языку, то представляла себе непринужденные и дружелюбные отношения с падчерицей. Надеялась, что Франческа будет говорить своим друзьям: «Ну и крутая же у меня мачеха, мне так повезло».

Я горела желанием устраивать пикники, проводить выходные на пляже, где мы станем запускать воздушных змеев и прыгать через волны, держась за руки, пока ветер уносит вдаль наш веселый смех. Конечно, девочка никогда не забудет Кейтлин, но мне очень хотелось, чтобы Франческа считала мое появление счастливым событием.

И поглядите на меня сейчас: в желудке катается огромный жгучий шар гнева, грозя закупорить какие-нибудь важные сосуды и убить меня в молодом возрасте, а я, стиснув зубы, будто заглотила пару головастиков, невнятно цежу:

– Отлично. Давайте завтра разберемся.

Да уж, ясно, что я слишком увлеклась мечтами в диснеевском духе, а надо было готовиться к шоу Джереми Кайла[21].

Глава двадцатая

Мэгги

На следующее утро за завтраком не клевал носом только Сэм, который хотел знать, позволят ли ему устроить вечеринку на свой одиннадцатый день рождения.

– Массимо предложил помощь, мама. Он сказал, что знает множество игр с мячом и все устроит, если тебе некогда.

Я не знала, то ли злиться на Массимо, самовольно поднявшего планку ожиданий Сэма, то ли мысленно поблагодарить за то, что во всем этом дерьме с Франческой хоть кто-то обратил внимание на моего сына. Мальчик никогда не жаловался, но мне казалось, что мы уже давно не сидели рядышком и не посвящали время друг другу. Прежде в тесной маминой квартирке у нас было гораздо больше времени поболтать, посмотреть телевизор, просто побыть вместе. Теперь, постоянно занятая налаживанием худого мира с Франческой, я лишь время от времени на бегу гладила Сэма по голове и спрашивала: «Все хорошо, милый?», после чего мчалась дальше, не дожидаясь ответа. Впрочем, может, сыну пора слегка отстраниться от меня, наладить отношения с другими людьми, которые покажут ему огромный мир за пределами моего узкого кругозора.

Но даже если Сэм и заметил, что я не так сосредоточена на нем, как раньше, его уверенности это не поколебало. Он продолжал канючить:

– Так можно мне устроить футбольную вечеринку? А, мам? Можно?

Учитывая общую атмосферу в доме в то утро, план вечеринки с футболом среди отборных, ухоженных растений, которые Нико с такой тщательностью пестовал и лечил, выглядел не слишком уместным.

– Давай поговорим об этом в другой раз, голубчик. Сегодня мне нужно многое обдумать.

Например, как справиться с эмоциями в этой семье, которые, словно капризный фонтан, то еле сочились по капельке, то били мощной струей, сбивая меня с ног как раз в тот момент, когда я думала, что начинаю приспосабливаться.

Франческа не извинилась, а Нико ее и не заставлял. Я легла