Интересно, как бы он реагировал, увидев, что моя мама прикуривает от газовой горелки и затыкает вентиляционные отверстия, сохраняя тепло.

Лара поерзала. Я ждала: она так и не ответила на мой вопрос, если я ничего не пропустила. Заднее колесо вдруг начало жужжать, и Лара оглянулась. Я поспешила перекричать шум:

– Значит, ему стало хуже?

Когда мимо прогрохотал грузовик, Лара вцепилась в сиденье. Хорошо, что она не умеет водить машину, иначе к Уортингу у нее бы уже болела правая нога.

– Со временем отец в каждую дверь вреза́л все новые замки и засовы и запирался так, что и сам с трудом открывал двери. А однажды нам с Массимо пришлось вызвать пожарную команду, чтобы войти. После этого мы поняли, что ему уже небезопасно жить одному, и нашли хороший дом престарелых.

Я представить себе не могла, что отправлю маму в богадельню, даже очень хорошую. Надеюсь, если понадобится, Нико позволит ей жить с нами.

– Ты часто к нему ездишь?

– Реже, чем хотелось бы. Папа не разрешал мне учиться водить, ужасно боясь, как бы я тоже не попала в аварию. Поэтому теперь приходится ждать, пока у Массимо появится время, а он часто уезжает, да и когда здесь, безумно занят. Жаль, что я так и не научилась.

Я покосилась на нее.

– По словам Массимо, ты не хочешь учиться, потому что заботишься об окружающей среде и не хочешь загрязнять атмосферу.

Она нахмурилась, а потом расхохоталась.

– Вероятно, его смущает, что я в свои солидные тридцать пять лет не умею водить даже малолитражку. Я похожа на борца за природу? Ага, как же! Я даже контейнером для пищевых отходов не стану пользоваться, если в нем завелись личинки.

Мне понравилось, что Лара вот так спонтанно раскрылась на минутку. Бо́льшую часть времени она выглядела такой боязливой и замкнутой, так опасалась высказать мнение, не одобренное Фаринелли, что я поразилась, увидев перед собой отнюдь не ту размазню, которой она казалась.

– Так ведь учиться никогда не поздно. Тогда сможешь навещать отца, когда захочешь, не дожидаясь Массимо.

Ставни снова захлопнулись.

– Вряд ли у меня получится. Я не очень способна к технике. Да и ходить пешком полезно: помогает держаться в форме, не дает набирать лишний вес.

Проблеск забавной, смешливой Лары исчез. Никогда не понимала, как женщины вроде нее, умные и образованные, вполне способные сложить два и два и сделать правильный вывод, умудряются впасть в зависимость от мнения мужчины, полагая, будто их роль в жизни состоит лишь в том, чтобы сохранять красоту и стройность в угоду мужу. Слишком уж в стиле 1950-х. Однажды я видела, как Массимо заскочил домой на обед, а Лара открыла двери в фартуке, словно все утро стряпала пастуший пирог. Интересно, заслышав, как в скважине поворачивается ключ, она кидается к мужу с тапочками и домашним халатом?

Наконец, исколесив бесконечные мили извилистых проселочных дорог, мы подъехали к дому престарелых.

– Подождать тебя в машине? – спросила я.

Лицо у нее затуманилось.

– Может, сходишь со мной? Если папа не сильно пострадал, ему наверняка будет приятно увидеть новое лицо. И хорошо бы кто-нибудь с ним поболтал, пока я общаюсь с персоналом и администрацией.

– Конечно.

Одна из сотрудниц, представившаяся Пэм, провела нас через вестибюль и заверила Лару, что, по мнению доктора, ее отец только вывихнул лодыжку, а не сломал, но за его состоянием обязательно проследят. Лара перечислила впечатляющий список того, что хотела бы знать, а Пэм с готовностью кивала, явно горя желанием перейти к ответам по всем пунктам. Мне бы даже в голову не пришло поинтересоваться давлением больного, узнать, какая обувь нужна, чтобы поддерживать лодыжку, и какие витаминные добавки способствуют заживлению.

Хотя Нико не раз говорил мне, что Лара очень умная, я никак не могла представить ее в качестве деловой женщины, которая разъезжает по миру с дипломатом в руке, привычно устраиваясь в залах ожидания, питаясь в гостиничных ресторанах и как должное принимая услуги парковщиков. Подспудная расторопность и тихая властность открыли мне Лару совсем с иной стороны, совершенно противоречащей недавнему растерянному лепету: «А как же урок Сандро по плаванию?»

Сам дом стал для меня неожиданностью. Я ожидала увидеть побуревшие ковры, давно не крашенные стены и пациентов в халатах, едва прикрывающих срам. На самом деле заведение больше напоминало холл в фешенебельном отеле, где расставлены вазы с лилиями, осыпающие одежду посетителей пыльцой, и столики с роскошными журналами, напичканными рекламой антиквариата. Однако сколько освежителя ни распыляй, а в воздухе все равно неприятно пахло болезнями и тленом. Я в очередной раз с уважением подумала о маме и полном отсутствии у нее брезгливости к подопечным, о ее способности сочетать практический подход «давай-ка приведем подушки в порядок» с мягким теплым словом.

Пэм провела нас в комнату, где в кресле, положив перебинтованную ногу на табуретку, сидел маленький старичок. На появление Лары отец отреагировал точь-в-точь как в душещипательных видеороликах: поднял голову, посмотрел на дочь, бегая по ней взглядом вверх-вниз, затем протянул руку, просиял и расплылся в улыбке. Сэм любил смотреть такие клипы, в которых владельцы воссоединяются со своими собаками, пробежавшими пол-Австралии, чтобы найти родной дом, или смеется младенец, когда мать появляется в поле зрения.

Я отступила, не желая мешать.

Лара подлетела к отцу:

– Папа, как же тебя угораздило? Как твоя нога? – Она наклонилась и обняла его.

Старик вцепился в нее, словно впитывая энергию дочери старым усталым телом. Потом схватил ее за руку и торжествующе крикнул мне:

– Моя дочь! Моя дочь! Красивая! Красивая! Ла… Ла… – Его пальцы с досадой забарабанили по подлокотнику кресла.

– Лара, папа.

Губы у нее продолжали дергаться, как будто сказать требовалось много, а уверенности в том, что она найдет понятные отцу слова, не было. На лице, словно тени, одна другую сменяли эмоции: грусть, любовь, нежность.

Она подозвала меня.

– Познакомься, папа, это Мэгги. Она замужем за Нико.

Отец нахмурил брови.

– Нико, Нико, Нико…

Лара примолкла. Старик словно мысленно пытался процедить грязную лужу в тщетных усилиях отыскать в ее мутной глубине блестящую монету.

– Ну ты же знаешь, это мой деверь. Брат моего мужа.

Он покачал головой.

– Твоего мужа. Ты замуж вышла? А когда? Почему мне не сказала?

– Я говорила. И ты ведь был на свадьбе, папа. Помнишь? Мы праздновали в «Маджестик», знаешь, в том большом отеле в центре Брайтона.

Пора было потихоньку ускользнуть. Мне совсем не хотелось наблюдать, как этот милый старичок с улыбкой Сандро корчится перед чужим человеком в умственном бессилии, как обнажаются прорехи в его памяти. И тем более не