Отец раздвинул гаолян и показал на бабушку, которая лежала ровно, лицом в сторону далекого, усыпанного звездами, такого особенного неба над дунбэйским Гаоми. Перед кончиной она из глубин души призывала Небо, и Небо ответило тяжелыми вздохами. Бабушкино лицо и после смерти осталось прекрасным, как яшма, в щели между слегка приоткрытыми губами на белоснежных зубах лежали зернышки гаоляна, похожие на жемчужины, которые поднесли в своих зеленых клювах белые голуби. Ее грудь, пробитая насквозь пулями, стояла торчком, презрев моральные устои и нравоучения, выражая своим видом силу и свободу, величие жизни и славу любви. Вечная память моей бабушке!

Дедушка тоже подошел. Бабушкино тело окружили несколько десятков факелов, подпаленные гаоляновые листья со свистом подрагивали. А по полю метались огненные змеи, страдающие гаоляновые колосья не в силах были смотреть на мертвых.

– Унесите ее, – сказал дедушка.

Несколько молодых женщин сгрудились вокруг тела бабушки, впереди несли факел, слева и справа факелы освещали все вокруг, гаоляновое поле напоминало царство небожителей, а фигуры людей окружало изумительное сияние.

Бабушку перенесли на насыпь и положили с западного края.

Смуглолицый белобородый старец спросил дедушку:

– Командир Юй, а где мы возьмем столько гробов?

Дедушка подумал немного и ответил:

– Мы не понесем их обратно, гробы не потребуются. Сначала похороним их прямо в гаоляновом поле, а когда я снова соберу силы, мы устроим братьям пышные проводы.

Старик кивнул в знак согласия, потом наказал вернуться в деревню и принести еще факелов, чтобы всю ночь копать могилы. Дедушка велел:

– Заодно приведите тягловый скот, чтобы оттащить этот грузовик.

Люди при свете факелов рыли могилы, закончили только за полночь. Еще дедушка распорядился срубить гаоляновых стеблей, выстелить ими могилы, уложить тела, снова закрыть гаоляном и потом уже засыпать землей и сделать могильные холмы.

Бабушку предали земле самой последней. Гаолян еще раз плотно окутал ее тело. Отец видел, как последний стебель закрыл бабушкино лицо. Душа его всхлипнула, а на израненном сердце словно образовалась глубокая трещина, и эта трещина до конца его долгой жизни так и не зарубцевалась. Первую лопату земли кинул дедушка. Крупные частицы чернозема ударились о стебли гаоляна и с грохотом отскочили, но тут же начали одна за другой с шорохом просачиваться меж стеблей. Словно тишину нарушили осколки снаряда, разлетевшиеся во все стороны. Сердце отца на миг сжалось, из той, словно и впрямь существовавшей, трещины брызнула кровь. Его острые резцы вонзились в худенькую нижнюю губу.

Выросла бабушкина могила. В гаоляновом поле появилось больше пятидесяти островерхих могильных холмов. Белобородый старик крикнул:

– Односельчане, встанем на колени!

Вся деревня разом упала на колени перед свежими могилами, и необъятное поле содрогнулось от плача. Факелы едва горели, вот-вот погаснут. С южного края неба упал гигантский метеорит и исчез, лишь коснувшись верхушек гаоляна.

Потом еще раз заменили факелы. Это случилось уже на рассвете, и сквозь туман над рекой можно было видеть проблески воды молочного цвета. Среди ночи пригнали больше десятка лошадей, мулов, ослов и быков, они топтались все вместе в поле, с хрустом пережевывали стебли гаоляна и хрумкали гаоляновыми колосьями.

Дедушка велел забрать железные грабли, вытолкать первый грузовик с пробитыми колесами на дорогу и скинуть в канаву к востоку от дороги. Он нашел пищаль, прицелился в топливный бак и выстрелил, несколько сот дробинок размером с гаоляновое зернышко воздушной волной отнесло к грузовику, и они вонзились в топливный бак, пробив множество отверстий, из которых с журчанием забил бензин. Дедушка взял у одного из деревенских факел, отошел на несколько шагов, размахнулся и бросил. Взметнулось белое пламя, похожее на огромное дерево, огонь охватил остов машины, металлические детали скрючивались, меняли форму.

Дедушка подозвал людей, чтобы второй, не пострадавший, грузовик, груженный рисом, вытолкать на мост, а оттуда на шоссе. Обгорелый остов еще одной машины скинули в реку. Что до четвертого грузовика, который съехал задом на шоссе к югу от моста, то ему тоже пробили из пищали топливный бак. Машина превратилась в огромный костер, языки пламени рвались к небу. На мосту остались лишь кучки золы. К югу и к северу от реки полыхали два больших костра, время от времени раздавались взрывы снарядов. Из трупов япошек с шипением вытапливался жир, и сквозь запах гари пробивался аромат жареного мяса, от которого у присутствующих разыгрался аппетит.

Старик спросил дедушку:

– Командир Юй, а что делать с трупами япошек?

Дедушка ответил:

– Закопать? Так они провоняют нашу землю! Кинуть в огонь? Они замарают наше небо! Давайте скинем их в реку, пусть плывут в свою Японию!

Жители деревни железными крюками вытащили на мост больше тридцати трупов япошек, даже того старикана, с которого солдаты Лэна сняли генеральскую форму.

Дедушка велел:

– Женщины, отвернитесь!

Дедушка вытащил свой меч и через ширинки на штанах японцев отрезал им всем детородные органы. Потом подозвал двух здоровяков и велел засунуть каждому японцу отрезанные органы в рот. После чего больше десятка парней разбились на пары, стали поднимать японских солдат, возможно, даже добрых, красивых, молодых и сильных, раскачивать их и на счет «три!» кидать в реку с криком: «Японские псы, валите домой!» Со своими «фамильными ценностями» во рту, раскинув руки, японцы летели в воду и уплывали на восток, как стая рыб.

Когда стали пробиваться первые лучи солнца, все уже обессилели. Костры на обоих берегах догорали, на высоком черном небе в тех местах, которые не освещало пламя, проступал густой ярко-синий цвет. Дедушка распорядился впрячь животных, привязав длинные веревки к бамперу машины с рисом, и велел мужикам подгонять их. Веревки натянулись, ось под днищем грузовика взвизгнула, и он медленно пополз вперед, как неуклюжий огромный жук. Колеса вихляли и отказывались ехать прямо. Дедушка велел остановить скотину, а сам открыл дверцу, залез в кабину и прямо как настоящий водитель принялся крутить рулевое колесо. Животные снова напряглись, веревки натянулись, дедушка выровнял руль и понял, что в управлении грузовиком нет ничего сложного. Грузовик поехал прямо, односельчане осторожно двинулись следом. Дедушка одной рукой придерживал руль, а второй нащупал рычажок на приборной панели, и перед машиной протянулись две белые дорожки света.

– Глаза открылись! Глаза открылись! – закричали люди позади грузовика.

Свет фар осветил участок дороги впереди, можно было разглядеть каждую волосинку на спинах животных. Дедушка обрадовался и начал давить на все кнопки и дергать за все рычажки в кабине. Внезапно машина пронзительно просигналила, мулы и лошади перепугались так, что уши встали торчком, и рванули вперед. Дедушка подумал: «Ах, ты еще не разучился кричать!» Он в шутку начал крутить все, что попало, и тут у грузовика в чреве громко заурчало, и он помчался вперед, как обезумевший, сбивая ослов и быков, расшвыривая мулов и лошадей. От ужаса дедушка взмок, но, как говорится, если скачешь верхом на тигре – слезть трудно.

Народ остолбенел, видя, как грузовик сбивал животных. Машина промчалась несколько десятков метров, потом с разгона съехала в кювет с западной стороны, тяжело дыша, замычала, колеса с одной стороны повисли в воздухе и прокручивались, словно крылья ветряной мельницы. Дедушка разбил стекло и выбрался наружу, руки и лицо его были в крови.

Он растерянно уставился на это чудовище, а потом вдруг горько усмехнулся.

Односельчане забрали из кузова рис, а дедушка снова выстрелил из пищали по топливному баку, кинул туда факел, и вот уже новый костер взвился до небес.

8

Четырнадцать лет назад Юй Чжаньао со скрученным в рулон матрасом за спиной, одетый в накрахмаленные до жесткости брюки и рубаху, стоял во дворе и кричал:

– Хозяева, нанимаете работников?

На бабушку нахлынули разные чувства, она на миг утратила природную собранность, выронила ножницы на циновку, лежащую на кане, тело ее обмякло, и бабушка рухнула навзничь на новое мягкое нанковое одеяло.

Юй Чжаньао учуял свежий запах известки и нежный аромат женщины и смело отворил дверь