В какой-то момент я отвлеклась на общение с девчонками. Обступив меня плотным кольцом, они принялись жадно выспрашивать подробности моего лихого путешествия. Слегка захмелев, я беззастенчиво хвасталась, повествуя о нашей с Мишкой керченской авантюре. Так увлеклась, что не заметила, как упустила из виду самого Мишку. Мы с ним многозначительно и страстно переглядывались весь вечер, но так и не сумели уединиться.

Время близилось к полуночи. Расходиться никто не собирался. Всем было весело и пьяно. Я заглянула в свою комнату и обнаружила любимого, храпящего в моей кровати.

– Ну и ну, – раздался за моей спиной знакомый низкий голос, – ну и поклонники у тебя, зайка: надираются вдрызг и бесцеремонно заваливаются, не разувшись, прямо в девичью постельку. Как-то это не комильфо!

Я в бессильном отчаянии повернула к нему перекошенное лицо:

– Но он же не пьет! Совсем! Он пить-то даже не умеет!

– Вот именно это нам сейчас наглядно демонстрируют, не так ли? Зайка, а ты совсем не разбираешься в людях, как я погляжу. Мишаня – очень неуравновешенный, очень нездоровый человек, это я тебе как доктор говорю!

– Да? – ощетинилась я. – А что, если ваше мнение мне до лампочки… доХтор? Я вас вообще сюда не звала!

– Зря ты так, – досадливо поморщился Лапонецкий, – я хочу помочь тебе, зайка, а ты зачем-то сопротивляешься, грубишь зачем-то.

И в этот самый момент, как в ужасном кино, распахнулась входная дверь. Это мои дорогие предки решили вернуться домой.

– Что здесь происходит? – грозно спросил папа.

– Прямо как чувствовала, – охнула мама и присела, не раздеваясь, на банкетку.

– Я спрашиваю, что за вертеп в моем доме? – проходя в гостиную, спросил папа еще более грозно.

– Здравствуйте! – нестройным хором поприветствовали его участники вертепа, к этому времени пребывающие в блаженном расположении душ, но самом неустойчивом положении тел.

– Мама, а почему вы вдруг вернулись да еще среди ночи? Что-то случилось?

– Она еще спрашивает! – возмутилась мама. – Мы звонили весь вечер, а ты не снимала трубку. Только с пятого раза мне ответил вежливый мужской голос, что ты, видите ли, сильно занята и потому подойти не можешь. Разумеется, мы с папой сорвались и приехали. А тут такое…

– Кто же это, кто мог вам ответить? – недоуменно воскликнула я.

– Я ответил на звонок, Сашенька. – Лапонецкий выступил вперед. – Добрый вечер, приятно познакомиться с очаровательной мамой этой милой барышни. – Он галантно поцеловал обалдевшей маме руку и помог ей подняться. – Если позволите, постараюсь все объяснить. Давайте пройдем…

Мама, как зачарованная, поплыла за ним в кабинет, где их уже с возмущенным лицом ждал отец. Они закрыли дверь, за которой принялись что-то приглушенно обсуждать.

Я воспользовалась моментом, чтобы стремительно убрать остатки еды, а главное, быстро рассовать по мешкам пустые бутылки и спрятать их в дальний угол балкона. Все, кто стоял на ногах, не сговариваясь, бросились мне помогать, а затем, подхватив остальных, плохо стоящих, проворно испарились из взрывоопасной квартиры. Только Мишка перекатисто храпел на моей кровати. Я присела рядом и погладила его по щеке. Бедный, глупый мой Мишка. Что теперь с нами будет?

– Аленький, Аленький, – вздохнул он сквозь сон, почмокал губами и перевернулся на живот.

В комнату зашел Лапонецкий и миролюбиво сообщил мне, что инцидент исчерпан, родители вполне удовлетворены их разговором. Наверное, он ожидал, что я брошусь ему в ноги в припадке благодарности. С любым другим в сложившейся ситуации я бы именно так поступила, но этого самого доктора мне вместо благодарности отчего-то хотелось удавить. Других эмоций он не вызывал.

– Тебе нужно освобождение от колхоза? – спросил он, чтоб выбить из меня хотя бы слово.

– От вас мне ничего не нужно, – процедила я.

– Ну-ну, не упрямься, зайка. К чему тебе целый месяц коченеть, разгребая груды мерзлого картофеля? И простужаться? После мне лечить тебя будет гораздо труднее.

– А никто вас и не просит!

– Знаешь, когда ты злишься, ты меня страшно возбуждаешь, зайка…

Я не успела отреагировать на его очередной циничный выпад, потому что папа позвал меня к себе.

– Да, папочка, – произнесла кротко.

– Знаешь, что я скажу, Алечка? Тебе крупно повезло.

Я вопросительно воззрилась на него.

– Да-да, повезло. Мы сегодня впервые увидели в твоем окружении достойного человека. Здравомыслящего, взрослого, воспитанного, который к тому же необычайно трепетно к тебе относится.

Папа-папа, знал бы ты, насколько трепетно!

– Доктор сумел объяснить нам, как ты была учтива, предложив встретиться всем участникам экспедиции в нашем доме. Жаль, что ты не познакомила нас со своими друзьями заранее, в подобающей обстановке.

Вот спасибо, доХтор!

– Еще он поведал нам, Алечка, – продолжил папа, – что «на картошку» тебе ехать нежелательно по медицинским показаниям…

Каким-каким показаниям? Что за блеф!

– …и посему ты отправишься к нему в клинику в понедельник, он выдаст тебе справку – освобождение от сельскохозяйственных работ.

Я собралась было открыть рот для возражений, но вспомнила, что любимый Мишка продолжает спать в моей постели.

– Да-да, папочка, конечно, как скажешь! Можно я пойду? – пятясь к двери, забормотала я, торопясь спасти Мишку. – Тебе дверь прикрыть?

Но ни Мишки, ни Лапонецкого в моей комнате не оказалось.

– Они ушли, – сказала мама.

– Что, вместе? – ошарашенно спросила я.

– Да, практически обнявшись, – ответила мама. – Аля-Аля, какая ты путаная девочка. Если бы не доктор…

– Все, довольно, – взвизгнула я, – довольно с меня на сегодня этого доХтора! – И, хлопнув дверью, заперлась в своей комнате. Завтра я со всем этим разберусь, обязательно разберусь. Я так мало уделила внимания Мишке, что, наверное, он с горя взял и напился, бедный мой, смешной мой, любимый человек!

Но судьба в лице возлюбленного внезапно повернулась ко мне спиной. Мишка скрывался от меня весь следующий день и, когда я от совершенного непонимания заявилась к нему сама, то даже не пригласил войти в квартиру. Мы спустились в скверик перед домом, где он, бледный и взъерошенный, сказал, что жестоко обманулся во мне, что у нас с ним абсолютно разные жизненные ценности и потому абсолютно разные пути. Он не тот, кто мне нужен. И я совсем не та.

Как он измыслил подобное? Когда успел во мне разочароваться? О чем они беседовали с Лапонецким? Что могло настолько стремительно изменить его сознание? Совсем недавно мы были так близки и так счастливы! Строили планы, купались в любви. Он называл меня своим Аленьким цветочком.