Жору выкинули из багажника, словно это был мешок с протухшей редькой. Плеснули в лицо чем-то теплым и соленым. «Море? – подумал Жора. – Минералка?» Страшно болела голова. Он не знал, сколько провалялся без сознания. Внизу по-прежнему стучали колеса: туда-туда…

Жора открыл глаза.

Ни Кафана, ни Шубы, ни Балчи. Над ним нависло пустое незнакомое лицо. Веснушки. Бесцветные брови и ресницы. На пористом носу и над верхней губой гроздьями блестел пот.

– Время! Время! – выкрикивали где-то далеко. – Время не ждет!

Топот снаружи. Крики. Такое впечатление, что там выступает народный ансамбль бедуинов-тимпанщиков или десяток людей одновременно молотят ногами в двери.

– Что случилось? – пробормотал Жора. – Что здесь происходит?

Рыжий отхлебнул из стакана и снова плеснул Жоре в лицо.

– Валентин! Сарыгин! – крикнул он в сторону. – Здесь этот… Курьер! Я его в багажнике нашел!

Из коридора донеслись ругательства. Кто-то сказал запыхавшимся голосом: «Здесь ни фига…» Потом прилетело:

– Кончай его, Хлус! Время!

Рыжий, который, наверное, и был тем самым Хлусом, достал откуда-то черную тупорылую машинку, которая называется «агент» или «астра», или «беретта», или еще черт знает как, и больно ткнул ее Жоре в глаз.

– Эй! Подожди! – крикнул Жора. – Вы кто такие?! Я никакой не курьер!

На горизонте показался шумный лысый пассажир из восьмого купе – сейчас он был абсолютно трезв, за поясом его брюк небрежно торчала рукоятка пистолета.

– Что ты там телишься, Хлус? Погоны проморгали! Порошок не нашли! Клим обтошнил весь тамбур, у него сотрясение!.. Кончай курьера и берись за работу! Времени нет!

Хлус оглянулся на лысого, скользнул рассеянным взглядом по Жориному лицу. Указательный палец лег на спусковой крючок. «Порошок не нашли… Опять порошок!» – молнией мелькнуло в Жориной голове.

– Стой! Я знаю, где порошок! – заорал он. Хлус, похоже, совсем не удивился.

– Да ты что? – сказал он спокойно. – А говорил, что не курьер.

Рыжий и лысый молча переглянулись, словно поймали Жору на слове.

– Говори. Быстрее.

Пистолет продолжал давить на глазное яблоко. Жора скороговоркой выпалил:

– Кафан говорил, товар в туалете. Это место, где они обычно его прячут. И еще он говорил… Говорил, что Балчи, наверное, перепрятал товар в другое место. Молчание.

– Да ни черта он не знает, – сказал наконец Хлус. – Плетет лишь бы что.

Лысый ничего не ответил и куда-то исчез. Хлус убрал пистолет.

– Подъем.

Ноги и руки почти одеревенели и не слушались, наручники врезались в кожу. Жора неуклюже перевернулся со спины на живот, встал на четвереньки, на корточки. Он увидел какого-то мужчину, который растянулся в нелепой позе на пороге купе. В затылке у него зияла дыра, голова плавала в луже крови… У Жоры вдруг екнуло сердце.

– А где Лена? – сказал он, уставившись в пустое лицо Хлуса. – Лена!.. Где Лена?!

Хлус взял его под мышки и приподнял. Жора вырвался, метнулся к выходу из купе, едва не споткнувшись о труп. Выбежал на коридор. «Предбанник» был открыт, там стоял лысый. Он обернулся к Жоре, что-то сказал. Жора рванул вправо по коридору. Пол засыпан осколками панелей, в воздухе пахнет порохом и мышами; все купе, кроме восьмого и дежурки, были заперты, внутри кричали и молотили в двери. Жора заглянул в дежурку: там незнакомый парень, повесив на шею дробовик, перетряхивал полки и шкафчики.

В «восьмерке» у окошка сидел, приперевшись к стене, лопоухий сержант Воронько. Жора подбежал к нему, тряхнул за плечо.

– Что здесь происходит?

Сержант качнулся, голова его безвольно откинулась назад. Между широко открытых глаз темнел окрашенный кровью и порохом провал. Жора выбежал прочь.

– Лена!

В коридоре его встретил прямым правым рыжий Хлус. Жора удержался на ногах, поднырнул под следующий удар и влепил головой Хлусу в живот. Когда тот согнулся, Жора снизу ударил его в лицо скованными наручниками кулаками – словно принял волейбольную подачу. Хлус расстелился на ковровой дорожке, Жора переступил через него и вбежал в «предбанник». Туалет был разгромлен, из продырявленного бака стекала на пол вода. В тамбуре гулял ветер, наружная дверь была распахнута настежь; на железном ребристом полу сидел Шуба с разбитым в кровь лицом, над ним стоял, раскачиваясь, лысый. Шуба бубнел:

– …Не знаю. Обычно всегда за потолочными панелями, самое лучшее место, там никто не шныряет. Это уж когда махачкалинский рейс или из Алма-Аты, тогда на границе вагоны трясут до последнего винтика. А здесь границы нет, и Кафан всегда прячет товар за панелями, говорит, что бояться нечего…

– Где Лена? – крикнул Жора.

Шуба поморщился и отвернулся. Жора бросился к нему, схватил за горло, встряхнул:

– Где Лена, гад, я тебя спрашиваю?! Лысый коротким точным ударом опрокинул Жору на пол. Крикнул раздраженно:

– Хлус! Валентин! Вашу мать, работники!..

Жора приподнялся и с ревом опять бросился на Шубу. Кто-то схватил его сзади за волосы, оттащил в «предбанник», несколько раз приложил лицом о мусорный ящик. Издалека – из дежурки, наверное, – прилетел ликующий голос:

– Мужики, нашел! Есть!

– Ну, слава богу, – пробормотал лысый и перекрестился. – Отчаливаем.

2.

Жора пробирался через орешник, не чувствуя под собой ног. В этом парне – его, кажется, звали Чебур – при жизни было никак не меньше девяноста кило, а сейчас и все сто двадцать. Он тяжелел с каждой секундой, с каждым шагом, и мухи, что вились у его развороченного затылка, иногда тыкались Жоре в лицо.

Слева пыхтел Шуба, ему достался невысокий сухощавый сержант Воронько. Шуба и Жора теперь – «трупная команда», трупоносы; возможно, только благодаря этому они и живы сами до сих пор. Впереди трусцой семенит Сарыгин, его жирные лопатки под рубашкой ходят, словно поршни, вдоль позвоночника вытягивается темный треугольник пота. Сарыгин поторапливает, выкрикивает на ходу хриплым голосом: «раз-два, раз-два… не отстава-ать!» Похоже на марш-бросок. Сзади – рыжий Хлус и Валентин, обвешанные рюкзаками и оружием, в самом хвосте плетется бледный как бумага Клим.

Еще дальше позади, за кустарником и узкой полосой травы, уже невидимый отсюда – застыл поезд. Из вагонов, наверное, успели высыпать люди. Когда Валентин несколько минут назад сорвал стоп-кран, многие из них слетели с верхних полок или опрокинули на себя горячий чай, или протаранили лбом соседа напротив. Для них это настоящее ЧП, повод для беспокойства. Что бы они сказали, когда бы им пришлось целых полтора суток провести в роли боксерской груши?..

– Быстрее, быстрее! Не спать!

Это Хлус наступает Жоре на пятки. У Хлуса бесцветные брови и ресницы, а на носу маленькие точки от давних юношеских угрей. Хлус сказал, что Балчи спрыгнул с поезда через окно в туалете. А Лену («твою мартышку», так он выразился) столкнул с поезда кривоногий – Кафан, значит. Кафану, видно, здорово не хотелось умирать в одиночку, и теперь они с Леной лежат где-то под откосом, смятые, как два разноцветных куска пластилина… А Жора тянет на себе труп полтора центнера весом, не думая ни о чем, молча считая шаги. Если он вдруг остановится, упадет или просто скажет: «А пошли вы все» – никто не станет грубить ему или пинать ногами. Эти ребята не какие-нибудь там изуверы, полпотовцы, беспредельщики ссученные. Они интеллигентно вставят дуло пистолета Жоре в глаз и сделают так, чтобы из затылка вылетело – и вся недолга. Они очень спешат, у них график.