Впереди опушка, открытое место. Сарыгин кричит: «Время! Время!» Надо пошевеливаться. Жора наклонился ниже, чтобы мертвый Чебур сполз чуть вперед и центр тяжести переместился на плечи.

Вперед.

Главное, не думать ни о чем. Умереть – это очень просто, это всегда успеешь, даже просить никого не придется.

Едва орешник кончился, устроили короткий привал. Жора сбросил Чебура на траву, сам упал рядом. Руки у Чебура вытянуты и подняты вверх, как у куклы – он начинает окоченевать. Пока все отдыхали, Сарыгин включил свой ППУ, переговорил с кем-то, дал ориентиры:

– …В общем, поле. К северу видна силосная башня, до нее километра два. На северо-восток – свиноферма или конюшня, три плоские кирпичные коробочки. Рядом грунтовка, на линии восток – запад. К западу начинаются дома, это поселок, насколько я понимаю. Ты следишь?.. Мы двигаемся к грунтовке, но если заметишь нас раньше, дуй прямо через поле. От Захара ничего не слышно? Ну ладно, и хрен с ним, пробьемся как-нибудь.

Привал окончен, все поднялись. Хлус помог Жоре взвалить Чебура на плечи, у того в волосах полным-полно муравьев, и когда они только успели сбежаться, сволочи. Сарыгин скомандовал: «На ход!.. Тридцать метров быстрым шагом, потом бегом. Раз-два, раз-два, не отстава-ать!»

Жора почему-то подумал об армии.

Когда они отмахали чуть не половину поля, на горизонте появился грязный синий мини-фургон. Он чесал прямо к ним, выбрасывая из-под колес комья влажной земли, радиатор у него высокий, в два яруса – похоже, это «шевроле», о котором так мечтал Шуба. Сарыгин махнул рукой, фургон остановился. Из кабины появился парень в теплой байке, он обошел машину кругом, откинул заднюю вертикальную дверцу, затем потрусил навстречу. Жора думал, он хочет помочь ему или Шубе, но парень лишь на миг остановился, чтобы взглянуть Чебуру в мертвое лицо и сказать:

– Черт побери.

Затем он взял у Хлуса и Валентина рюкзаки и побежал обратно к машине.

На погрузку ушло не больше минуты – трупы свалили в задней части машины, прикрыли брезентом. У Клима опять закружилась голова и начало тошнить, едва он уселся на сиденье. Водитель сунул ему полиэтиленовый пакет, Клим блеванул туда, затем перекрутил пакет узлом и вышвырнул в окно.

Фургон тронулся.

Жоре и Шубе пришлось трястись на полу рядом с Чебуром, Воронько и пустыми канистрами, хотя в салоне оставались свободные места. «Трупной команде», видно, не положено… Валентин сидел на заднем сиденье вполоборота к ним, поглаживая указательным пальцем спусковой крючок «моссберга».

Они выехали на грунтовку и повернули на восток, в противоположную от поселка сторону. Воздух загустел, посинел. Уже вечер. Машину подбрасывало на ухабах, канистры гремели и перекатывались. Шуба сидел, уткнув голову между колен, отдирал грязными пальцами засохшую кровь на лице. За окном мелькали верхушки деревьев, потом маленькие садовые домики, облепившие невысокий холм. Потом снова – только небо. Дорога стала ровнее. Сарыгин достал из бардачка карту, развернул на коленях. Присвистнул.

– Вон куда нас занесло… Поздравляю, бойцы. Мы должны были сойти в двадцати кэмэ от Конино, там нас Захар ждет, извелся весь, видно. Если бы не телились так долго, давно были бы на месте, поужинали бы и легли спать. А теперь до этого Конино полночи трястись… Придется ночевать в машине.

Клим проворчал что-то.

– Потерпишь, ничего, – ответил Сарыгин. – Скажи спасибо криволапому, что башку тебе не снес.

– А где сворачивать? – спросил водитель.

– Сначала на Соленый Купол, где шахта. Разгрузимся, а там уже будем смотреть. Далеко не поедем, все устали.

Сарыгин принялся потрошить рюкзаки, пересчитывать пакеты с «чернью».

– Эй, на Камчатке! – крикнул он, обернувшись. – Пятнадцать штук! Как там, с описью сходится?

Шуба отковырял от щеки очередной сгусток крови и покачал головой.

– Не-а, – сказал он. – Трех не хватает. Лейтеха, видно, с собой забрал.

– Врешь, – усомнился Сарыгин.

– Больно надо.

– А ты чего молчишь? – Валентин ткнул Жору в плечо дулом дробовика. – Сколько было у вас порошка?

– Я не знаю, – сказал Жора. – Это не мой порошок, я не курьер…

– А кто ты тогда, если не курьер?

Жора замолчал. Кто он, в самом деле? Нужные слова никак не шли на ум.

– За меня хотели выкуп взять… вот эти, – он кивнул на Шубу. – За меня и за Лену.

Сарыгин повернул к нему голову, прислушиваясь.

– И много хотели взять?

– Полмиллиона долларов, – сказал Жора. Валентин улыбнулся.

– Били, наверное? – допытывался Сарыгин. – Издевались?

Жора ничего не сказал. Кому какое дело в конце концов…

– Ну а раз они тебя били, – говорил Сарыгин, – раз они такие нехорошие – почему бы тебе сейчас не прикончить одного из этих грязных вымогателей? Вот он, сидит перед тобой. Взять и придушить, например? Или канистрой огреть по голове, а потом перегрызть зубами глотку. Мы не будем мешать, честно. Он ведь и девушке твоей больно делал?

Шуба исподлобья смотрел на Жору, продолжая медленно скоблить пальцем щеку. Глаза сузились, как у камышового кота. Ждал – вот, сейчас на него с гиканьем бросятся.

– Дайте мне пистолет, – сказал Жора, – и через полминуты грязный вымогатель будет лежать под брезентом.

Теперь все заулыбались, словно другого ответа и не ожидали. Даже Клим изобразил что-то вроде улыбки. Сарыгин отвернулся.

– Тебе предложили: прикончи его, как это делали в старые добрые мезозойские времена, – сказал он. – Не хочешь – твое дело. Или ты врешь, что не курьер, или… Видно, мало тебя били, парень.

3.

Наверное, это и называется: белая ночь. Когда темнота только внутри чего-то. Внутри квартир, внутри машин, где люди включают лампы и ночники. А снаружи – мерцающий серый свет льется с неба.

Жора сразу увидел вышку, едва вышел из фургона. И двухэтажное замызганное здание, откуда эта вышка торчала. И абстрактный рисунок полуразобранных рельсовых путей, и стойки подвесной дороги между вышкой и отвалом, и кудрявые нити троса между ними, и несколько перевернутых тележек. Из бетонной коробки подъемного устройства выглядывало огромное неподвижное колесо, желтое от ржавчины.

– А это называется Соленый Купол, – сказал Сарыгин. Он поднял камешек с земли и швырнул его в разбитое окно главного здания. Оттуда прилетел высокий дребезжащий звук.

– Жертва рыночной конъюнктуры. Раньше была шахта, победитель каких-то там соцсоревнований, Доска почета, книга трудовой славы и все такое. Считай, целый поселок на нее работал, две тысячи жителей. А с девяносто второго года это уже не шахта, а свалка. Чего там только нет в главном стволе… а, Валентин?

Валентин курил, опустившись на корточки. Он поднял глаза на Сарыгина.