— Нет.

— Тебя не возили к морю?

— Каждый год отдыхали в Сочи. Но мы всегда летали самолетом.

— И в закрытом санатории отдыхали?

— Да, путевки доставала бабуля.

Рома вспомнил слова Казачихи о некоем комитетчике Сеньке, который сыграл решающую роль в ее судьбе. Когда он попытался узнать его фамилию, Лариса ответила: «У бабушки спроси!» Что это означало? Они были знакомы? Или Казачиха просто прикололась?

Багров достал телефон и глянул на экран. Сигнал сети есть, но слабый. Позвонить и нормально поговорить не удастся.

— Когда же мы, наконец, доедем? — простонал Митяй. — Этот поезд еле тащится. Может, хоть пивка возьмем на полустанке?

— Обойдешься. Нам еще в отдел нужно заскочить.

— Зачем?

— Отчет написать и ознакомиться с текущими результатами по делу.

— Давай завтра, а? Я так устал.

— Тебя, Митяй, вообще никто не заставлял ехать в Мордовию. Я бы даже сказал, все было против этого. Во-первых, ты был бы полезнее на месте, народу не хватает, а опросить нужно кучу народу, во-вторых, двух купейных не было, и мы с тобой вынуждены ехать в плацкарте на боковых, в-третьих, одного человека было более чем достаточно. На фига ты поперся?

— Хотел на Казачиху посмотреть.

— Попросил бы меня сделать с ней селфи.

— Шутник из тебя так себе, — скривил рот Митяй. — Мой отец ее упек за решетку. Я продолжатель его дела. И если у Казачихи появился подражатель, именно я должен его поймать.

— Чтоб о тебе сняли сериал, где главную роль сыграл Павел Деревянко, на которого ты совсем не похож.

— По-моему, что-то общее между нами есть…

— Ни фига.

— Но и ты не Чадов.

— Я даже не спорю. Тем более не знаю, который из них будет меня играть.

— Покрупнее который. А батю знаешь кто?

— Никита Михалков?

— Нет. Халк Хоган.

— Это кто?

— Самый узнаваемый рестлер в истории. В кино снимался, а я на этих фильмах рос. Огромный такой, лысый, с седыми усами.

Роман не знал никакого Халка Хогана. В детстве он любил фантастику. И ему одинаково нравилась «Гостья из будущего» и «Назад в будущее». Позже — «Кин-дза-дза» и «Дюна». Последнее, что заинтересовало, это «Люди Х». Но только две первые части. И на третьем эпизоде «Звездных войн» остановился. Потом он просто перестал смотреть новинки. Если было время, ставил старую-добрую классическую фантастику. А еще в отличие от Мити Багров не интересовался сериалами, даже, по общему мнению, достойными, не разбирался в современной музыке, не знал актуальных комиков. Его бывшая считала это недостатком, пусть и небольшим. Называла дедулей. Пыталась осовременить, но Роман дрессировке поддавался плохо, поэтому от него вскоре отстали.

…Тут поезд начал замедлять ход. Показались железнодорожный мост, платформа, станционное здание. Все старенькое, но по-новому покрашенное в серый. Везде логотипы «РЖД».

— Как думаешь, за сколько в этих краях можно купить домик? — спросил Багров.

— Смотря какой.

— Хороший. Но не шикарный. Чтоб комфортно, без изысков, жить.

— Ляма за два с половиной.

— Да брось! Так дорого?

— А ты думал, что как отъедешь от Москвы километров на сто, так тебе халява? В провинции полно богатых людей. А тут места шикарные, и транспортные развязки все имеются.

— Не видать мне, значит, домика в деревне, — удрученно вздохнул Роман.

— Почему? В поселке рядом с зоной за пару сотен возьмешь. Еще столько же вложишь и будет тебе счастье. Только нужно тебе такое?

Сказав это, Митяй вынул кошелек из сумки и направился в тамбур. Поезд остановился, и на перроне уже показались бабушки с пирожками. А Рома, обнаружив на индикаторе сигнала сети сразу несколько делений, принялся делать звонки.

Ей повезло…

Не так, как Клавдии, и все же.

Да, Ларису родной отец официально не признал, но и не отверг. Зато у нее была прекрасная мама. И она искренне любила свое чадо. Не то что жена Андрея Геннадьевича — свое. Той до Клавы дела не было.

Лара жила в прекрасном доме, ни в чем не нуждалась. Ее хорошо кормили, одевали, покупали ей книги и игрушки. На море еще отправляли каждый год. Только если Клавдия ездила туда с семьей, то Лариса одна. Андрей Геннадьевич доставал для нее путевку в лагерь на Черноморском берегу, и она ехала туда с группой детишек. Мама ее никогда не сопровождала — она за домом приглядывала. Да и не рвалась она никуда. А Ларисе хотелось страну посмотреть. Не только Крым и Кавказ. Мечтала о Риге и Киеве. Горела страстным желанием побывать на Байкале. Но она не могла попросить Андрея Геннадьевича дать ей такую возможность. Боялась разочаровать. Подумает, что она неблагодарная, не ценит то, что имеет, хочет еще и еще. А она, по сути, ему никто! Да, мама открылась Ларисе, когда той было двенадцать, но просила держать это в секрете. Та была девочкой послушной, поэтому не выдавала своего знания. Но на Андрея Геннадьевича смотрела по-другому…

Как и на Клавдию.

В Ларисе всколыхнулась зависть и любовь к сестре. Казалось бы, такие разные чувства. Дурное и хорошее. Но бывает, что они уживаются. Естественно, Лариса испытывала их не одновременно — по очереди. Сначала завидовала, потом понимала, что любит сестру, и корила себя. Или наоборот, захлебывалась в любви, потом осознавала, как несправедлива судьба, и Клаве досталось все, а ей жалкие остатки с барского стола.

Несколько лет Лариса боролась с собой. В ее душе шла война между светлым и темным и…

Победило добро!

Лара обожала сестру. И хотела быть на нее похожей. Спортивную гимнастику бросила, боясь стать мускулистой и резкой, а не гладкой и плавной, как Клава. Еще она копировала ее стиль в одежде, красила волосы в более темный цвет, курила. Вот только так лихо пить, как Клава, не научилась. И идти по жизни, смеясь. Ей ничего легко не давалось. Чтобы поступить в институт, пришлось долго готовиться, а чтобы не вылететь — зубрить. Любовь Андрея Геннадьевича она тоже завоевывала. Не старалась обскакать сестру, как той порою казалось, а тянулась к ее уровню. Хотела показать, что не хуже. Потому что лучше стать она не сможет, хоть в лепешку расшибется. Ее, Лару, отец любил за что-то, а не вопреки всему, как Клавдию. Но она рада была и этому.

Когда он умер, Лариса снова испытала два разных чувства — горе и… не радость, но облегчение! Она свободна. Теперь не нужно никому ничего доказывать, а просто жить…

— Коза, открывай глаза, — услышала Лариса голос Баржи.

— В тебе проснулась поэтесса? — лениво спросила Казачиха и повернулась на бок, чтобы уткнуться лбом в стену. Она была прохладной, а ее лоб горячим. Последние сутки у Ларисы не спадала температура, и ее по-прежнему держали в больничке. Подруга пришла ее навестить.