Поставьте на лед игристое бургундское. На десерт принеситенам мороженое, большой кофейник кофе и счет.

Официант, не моргнув глазом, ответил:

— Постараюсь выполнить ваш заказ очень хорошо, сэр.

— Ну а вам как все это? — спросил я Роберту.

— Мне все это очень подходит.

Я кивнул официанту, отпуская его, подождал, пока опустятсязеленые занавеси кабинки, и внезапно спросил, оборачиваясь к Роберте:

— Где вы были в два тридцать ночи в четверг?

— Если бы я рассказала вам, что произошло той ночью, —ответила она, — вы просто не поверили бы мне.

— Что, все было так плохо?

— Да.

— Ну рассказывайте.

— Я все время держалась подальше от Нострэндера.

Он не знал, что я в Новом Орлеане. Потом он меня нашел. Выслышали, что он говорил. В тот день я увидела его впервые за два года. Когда мывиделись в последний раз, он просто с ума сходил по мне. Кроме того, он былневероятно ревнив. Возможно, поэтому и был мне так неприятен. Стоило толькопопытаться отправиться куда-нибудь с кем-то другим, он приходил в бешенство — явыражаюсь буквально. Он человек блестящего ума, но при этом совершеннонеуравновешенный. Господь, помоги женщине, которая когда-нибудь выйдет за негозамуж. Он не позволит, чтобы в дом приходил даже продавец молока.

— И поэтому вы увели его в коридор в тот вечер?

Я ведь был в вашей квартире.

— Да. Я знала, что у него с собой револьвер, и боялась, какбы он ни выкинул что-нибудь ужасное. Увидев вас, он уже почти выхватил оружие.Я толкнула его в коридор. Он был вне себя. Я сказала ему, что никогда не виделавас раньше, что вы пришли по делу. Он не хотел мне верить, думал, что вы моймолодой человек и что я предпочла вас ему. Угрожая мне револьвером, он сказал,что застрелит меня и застрелится сам, если я не соглашусь куда-нибудь пойти сним. Мне пришлось сказать ему, что я не встречалась с ним и не выезжала именноиз-за этой черты его характера. И пообещала пойти с ним поужинать, если он спрячетсвой револьвер и прекратит эту дикую сцену ревности.

— А он интересовался, кто я такой?

— Конечно.

— И что вы ему сказали?

— Правду. Сказала, что вы детектив и пытаетесь выяснитьчто-нибудь о человеке по имени Смит, чтобы решить дело о наследстве.

— А он спросил, кто такой Смит?

— Да. Стоит только упомянуть при нем мужское имя, как онвпивается в него, как хищник, кидающийся на цыпленка. Он пожелал знать о немвсе — кто он, откуда приехал, сколько времени мы знакомы и так далее.

Я сказала, что Смит — приятель Эдны.

— И все эти вопросы он успел задать в коридоре?

— Нет, не в коридоре. Я сказала, что у меня нет временистоять там и спорить с ним, что мне надо отделаться от вас, если мы хотим идтиужинать. И он согласился подождать.

— Вот этот момент меня как раз и интересует. Где он ждал?

— Он сказал, что подождет где-нибудь снаружи и вернетсяпосле того, как вы уйдете.

— Он так и поступил?

— Как?

— Вернулся после моего ухода?

— Да. Не позже чем через минуту. — Она увидела выражениемоего лица. — В чем дело? Почему вы так нахмурились?

— Просто пытаюсь все вспомнить. По-моему, в этом доме толькоодна лестничная клетка, на которую выходят двери квартир. Квартиры помещаютсянад магазином, а коридор тянется во всю длину здания. Квартиры расположены пообе стороны коридора, правильно?

— Да.

— Коридор прямой — ни поворотов, ни ниш, где можно было быспрятаться человеку.

— Нет.

— Но я не видел его, когда вышел.

— Он мог отойти в дальний конец и укрыться в тени, а оттуданаблюдать за вами, оставаясь невидимым. Он именно так обычно и поступал. Любилшпионить за людьми. Боже мой, когда я жила во Французском квартале, можно былоподумать, будто я вражеский агент, а он — все ФБР, вместе взятое. Он рыскалвокруг, рассматривая окна моей квартиры в бинокль. Если я с кем-нибудьвыезжала, болтался поблизости, чтобы узнать, когда я вернулась. Я даже не смелапригласить приятеля подняться к себе и выпить…

Появился официант с подносом и расставил на столе блюда. Мыначали есть.

— Рассказывать дальше? — спросила она через несколько минут.

— После ужина, — сказал я.

— Давайте сосредоточимся на еде. Я голоден.

Мы покончили с ужином, и я увидел, что Роберта слегкауспокоилась. Вино и еда создали атмосферу дружеской откровенности.

— Вы знаете, Дональд…

— Что?

— Я чувствую, что могу вам доверять. Я скажу вам правду.

— А почему бы нет?

Она отодвинула тарелку, взяла у меня сигарету и,наклонившись, чтобы прикурить, обхватила мою руку со спичкой обеими ладонями.Руки у нее были мягкие и теплые, а кожа — нежной.

— Нострэндер и я отправились ужинать. Он напился, и егоснова охватил бешеный припадок ревности.

Он начал расспрашивать о вас. Не хотел верить, что выдетектив. Грозился убить вас. Наконец я разозлилась и сказала ему, что он никапли не изменился за прошедшие два года, что однажды я уже пыталась расстатьсяс ним, просто уехав, но на этот раз поступлю иначе, более жестко. Я сказала,что больше никогда не хочу видеть его и вообще иметь с ним что-либо общее, аесли он будет досаждать мне, обращусь в полицию.

— Ну а он что?

— Он сделал нечто такое, что испугало меня и одновременнорассмешило.

— Что же?

— Он схватил мою сумку.

— Зачем? Чтобы вы остались без денег?

— Сначала я так и подумала, но потом поняла, что пришло емув голову.

— Он хотел взять ваш ключ?

— Да.

— Где вы были, когда он взял вашу сумочку?

— В баре Джека О'Лири во Французском квартале.

Он всегда проводил там время.

— И что же дальше?

— Я сказала ему, что устала от его поведения, не могу большепереносить эту ненормальную ревность и больше никогда с ним не встречусь. Барбыл полон людей, и я чувствовала себя уверенно — вздумай он выхватить револьверили начать как-то иначе угрожать мне, его успеют скрутить. Но даже если бы тамникого не было, я все равно поступила бы так же. Устала жить в постоянномстрахе, который внушал мне этот человек. Пока он в меня не влюбился, был просточудесным.