– Ты о чем?

Я чувствую, как меняется его поза, слышу, как его голос теряет игривый тон.

– Во благо нас обоих мне, наверное, стоит оставить тебя в покое, но я, мать твою, не могу. – Шон притягивает меня к себе и целует что есть сил. Тотчас вцепившись в него, я издаю стон, и он до неприличия углубляет поцелуй. Но это Шон, и эту способность я особенно в нем люблю. Он целует и целует меня, и я принимаю его ласки, отвечая с тем же пылом. Когда Шон отстраняется, я горю, не в силах скрыть свое учащенное дыхание.

– Черт, хорошо смотрюсь с тобой. – Он убирает очки с кончика моего носа и прижимается головой к моему лбу. – Я и правда жалею, что привел с собой этих придурков.

Я выглядываю из-за его плеча и вижу, что Доминик расселся в мелкой части бассейна.

– Мой отец везде установил камеры наблюдения, и он уже пригрозил мне насчет гостей. Это не сулит ничего хорошего.

– Мы разберемся.

– Вы… разберетесь? Как?

Он кивает на Доминика, и я издаю глухой стон.

Шон поворачивается ко мне.

– Слушай, с ним нелегко. Но он пришел, потому что сам захотел.

– Думаешь, мне от этого легче? Этот парень самый настоящий козел.

Тайлер хлопает в ладоши и тоже заваливается на шезлонг.

– Класс, мама с папой помирились. Пора праздновать. – Он вытаскивает из холодильника пиво, трясет его и разбрызгивает на нас.

– Придурок, – улыбаюсь я.

Шон поднимает меня на руки и прыгает в бассейн. Когда мы выныриваем, я расплываюсь в глуповатой улыбке, говорящей ему о многом. Шон смотрит на меня и целует, а потом неожиданно кидает в воду. Я вскрикиваю и выныриваю, его очки чуть не слетают с носа.

– Засранец, я была не готова!

– Тогда старайся лучше, – дразнит он, когда я набрасываюсь на него. Мы резвимся в воде, а Тайлер тем временем с удобством располагается на шезлонге и включает радио. Звонит телефон Шона, и он вылезает из бассейна, показав мне пальцем, что звонок важный.

– Привет, пап.

Я бреду к Доминику, который пьет пиво. Мне не видны его глаза за классической парой очков «Ray-Ban», но я знаю, что он смотрит, как я пробираюсь к нему в воде.

– Полагаю, ты хочешь услышать извинения. – Он задирает очки на макушку, и густые черные волосы гладко скользят назад. Мокрый с головы до ног, Доминик кажется еще опаснее, его ресницы – темнее, все темнее. Его невозможно не заметить. А от этой язвительной ухмылки дышать становится трудно.

– Я и не надеюсь.

Он поднимает палец, допивая пиво, и я закатываю глаза.

– Ладно, думаю, я готов. – Он выдыхает, как перед серьезным выступлением. – Извини, что сказал Шону, как поймал тебя, пялящейся на мой член.

Ничего не могу с собой поделать. Я заливаюсь смехом.

Доминик впервые искренне улыбается, и это выбивает у меня из-под ног почву.

– Такого подонка, как ты, еще поискать надо.

– Лучше зови меня «ублюдком». А еще лучше – спроси у мамочки Тайлера, как она меня называет. Да, Тайлер?

Нежась на солнце, Тайлер даже бровью не ведет.

– Да пошел ты.

Доминик улыбается, а я качаю головой.

– Ты оставил дверь открытой. Я была, мягко говоря, в шоке.

– А следующие пять минут?

– Женщины действительно с тобой спят?

– Нет, никогда. Они слишком заняты, выкрикивая мое имя, – без тени юмора отвечает он. – Кроме последней девушки, она была трупом.

– Ты что-то с чем-то. И в самом деле мечта психиатра. – На секунду я задумываюсь, неужели этого маньяка действительно заводит жестокость. Или это единственное, что его заводит.

– О чем думаешь? – спрашивает Доминик. Его губы подергиваются, когда он опускает очки.

– Ни о чем.

Он усмехается, а потом выходит из бассейна и идет к черному входу.

– Ты куда?

– Мне нужно в уборную.

– Мог бы спросить.

Доминик отворачивается от меня и пристраивается к стене. Его плавки немного сползают, открывая вид на упругую задницу.

Я прикрываю глаза.

– Господи боже, заходишь, идешь мимо кабинета, дальше по коридору и налево. Дикарь.

– О. – Он поправляет шорты. – Возможно, это прозвище мне нравится больше.

Я закрываю лицо руками, а Шон, вернувшись ко мне в бассейн, посмеивается.

– Ты привыкнешь к нему. Обещаю.

– Или так, или я его прикончу.

– Или так. – Шон загоняет меня в угол на глубине бассейна и притягивает к себе.

– Значит, ты можешь пользоваться телефоном, а я – нет?

– Сегодня он нужен для разговора с родителями. Извини. Я знаю, похоже на лицемерие.

– Так и есть.

– Все мои просьбы имеют причину.

– Которую ты мне назовешь потом.

Шон кивает.

– Когда придет время. – Он наклоняется, и я чувствую на коже его дыхание. Таю от одной его близости. – Скажи кое-что, Щеночек.

– Что?

– Почему ты так легко сдалась?

Шон внимательно смотрит на меня, и один взгляд этих карих глаз действует как глоток сыворотки правды.

– Потому что ты не доверяешь себе или не доверяешь мне?

– И то, и другое.

– Доверься своим инстинктам. – В его голосе ни тени игривости.

– Опять ты говоришь полунамеками.

– Я хочу тебя. Как тебе такой ответ?

– Ну…

Шон прижимается ко мне, и у меня вырывается стон. Я бросаю взгляд ему за плечо.

– Где Тайлер?

– Велел ему свалить ненадолго.

– Зачем?

Он целует меня, и уже через секунду я обвиваюсь вокруг него. Шон оттягивает вбок мои плавки и, положив мою руку себе на шею, вводит в меня пальцы.

– Затем, что ни одной гребаной минуты не могу прожить без ощущения твоего тела. Держись за меня, детка.

Выдав только одно предупреждение, он входит в меня, проникая так глубоко, что мне приходится прикусить его за плечо, чтобы приглушить стоны. Шон вжимается в меня, и моя спина трется о грубый цемент. Парень отодвигает треугольник ткани, закрывающий мой сосок, засасывает его в рот, одновременно с этим ускоряя движения, и берет меня с такой силой, что становится почти больно. Шон наказывает меня самым восхитительным образом, и я чувствую, как он заявляет сейчас свои права. Через несколько секунд я кончаю с его именем на устах и ищу за его плечом Доминика и Тайлера. Не уверена, что смогла бы заставить Шона остановиться, даже если бы они действительно появились в поле зрения.