Мы размещаемся на одеяле, которое я теперь считаю своим талисманом, и Шон осторожно распаковывает нашу трапезу. Если забыть про нашу единственную ссору, то отношения с ним можно было назвать почти безоблачными. Иногда я пытаюсь вообразить себе жизнь в Трипл-Фоллс без него и не могу примириться с мыслью, что меня могли ждать лишь ужины с Романом и смены на заводе.

Шон не просто отвлекающий фактор с классным пенисом, хотя пенис как раз невероятный. В груди зарождается чувство, когда я изучаю его профиль в мягком свечении фальшивого походного фонаря. Я хочу, чтобы все опасения развеялись. Но в глубине души меня одолевают сомнения, но я держу их при себе, чтобы сохранить между нами мир. И все же один вопрос каждый день не дает покоя. Если я хочу по-настоящему довериться Шону, мне нужен ответ.

– Шон?

– Да? – Отвлекаясь на приготовления, он встает на колени и открывает первый контейнер. Вокруг нас громко стрекочут сверчки, и я оглядываюсь, чувствуя, как от звуков, и обстановки меня гложет один вопрос, фантазия зависимой от романтики девушки. Я испытала столько всего нового вместе с Шоном, но мне трудно подарить ему такие же впечатления. Ему двадцать пять – уверена, он много чего пережил, учитывая его любовь к приключениям. Отчасти поэтому я не решаюсь задать вопрос, потому что знаю, как он прозвучит. Я снимаю ботинки и носки и вожу пятками по прохладной траве, решив пока отложить интересующую меня тему.

– Сесилия.

– Да.

– Ты хотела что-то спросить?

– Я забыла что.

– Нет, не забыла.

– Тебе не понравится мой вопрос.

Он выжидающе смотрит на меня.

– Вот теперь мне точно нужно знать.

– Откуда Доминик узнал про водопад?

Шон вздыхает и кладет руки на колени, а потом смотрит на меня виноватыми глазами.

– Твой настоящий вопрос в том, сколько девушек я туда приводил, да?

– Это то место, куда ты приводишь всех женщин?

Он медленно качает головой.

– Это место, которое я люблю и куда частенько хожу в любой компании. Здесь выбор невелик. Всего несколько ресторанов на город и то дерьмовых. Городок у нас маленький. Если долго остаешься в одном месте, то реплик не избежать.

– Реплик, – бездумно повторяю я, отпивая чай со льдом.

Шон смотрит на меня с опаской.

– Вот дерьмо, неудачно выразился. Слушай. – Он садится и, согнув колени, кладет на них загорелые руки. – Нет, ты не первая и не вторая девушка, которую я туда водил.

Подозрения подтвердились, и я пытаюсь скрыть разочарование.

– Спасибо за правду. Думаю, этот день был для меня особенным, только и всего.

Он обхватывает мой подбородок.

– Тогда пусть таким и остается. Думаешь, пока подо мной лежала ты, я вспоминал последнюю девушку, с которой там был? Хрена с два. И мне нравится, что ты ревнуешь.

– Фу. – Я откидываюсь на локти и выразительно запрокидываю голову назад. – Думаю, иногда по моему поведению видно, что ты встречаешься с подростком.

– Ревность не ограничивается возрастом и с годами не исчезает, детка. И тебе причиняли боль в прошлом. Ты с самого начала мне об этом рассказывала. Ты осмотрительная. Не хочешь, чтобы тебя снова обманули. В этом нет ничего дурного. Я понимаю. И не сержусь, что ты спросила.

– Ты сердишься?

– Да, – тихо, очень тихо отвечает Шон, и это пугает. – И ты бы не хотела увидеть эту злость.

– О-о-о. – Я переворачиваюсь на живот и начинаю раскачивать ногами. – Расскажи. Ты был злым ребенком?

– Нет, я скорее был как Тарзан с шимпанзе, который оторвет руку любому, кто со мной свяжется.

Я смеюсь:

– Охотно верю.

– Я часто дрался.

– Почему?

– Потому что был маленьким засранцем.

– И что изменилось?

– Мило. Я как раз собирался поделиться банановым пудингом, но…

– Эй, извини. Ты дал мало оснований тебе доверять.

Он хмурится.

– Сесилия…

Я протягиваю руку и касаюсь его подбородка.

– Ненавижу, что спросила. Но это меня беспокоит.

– В следующий раз спрашивай, чтобы не тратить время впустую.

– Я спросила, но мы поругались, помнишь?

– Мой косяк, но я серьезно. Пусть эта херня не гнетет тебя. Спрашивай.

– Так и сделаю.

– Хорошо, а теперь ешь.

И мы начинаем есть. Потом ложимся на спину и смотрим на звезды. Я слышу, как закрывается его зажигалка, а потом чую легко узнаваемый запах.

Я улыбаюсь Шону, когда он передает мне косяк. Делаю глубокую затяжку и выдыхаю, смеясь уже от самого процесса.

– Какая же ты слабачка, – фыркает Шон.

– И горжусь этим. Зачем ты куришь?

– Расслабляет так же, как несколько банок пива. А если ты расслаблен и ни о чем, ни о ком не думаешь, кроме того, где и с кем сейчас находишься, то можешь контролировать кайф, и он не будет контролировать тебя.

– Ладно, парень, – говорю я и выдыхаю с видом заправской курильщицы. Шон усмехается и забирает косяк, а я поворачиваюсь и ложусь на одеяло, смотря в ночное небо.

Он берет мою лежащую на животе руку и подносит ее ко рту, чтобы поцеловать тыльную поверхность ладони. Шон закрывает глаза, и в груди у меня щемит от этого интимного жеста.

– Я думала, мне здесь совсем не понравится, – признаюсь я.

– Рад, что ты ошиблась.

– Ты – основная причина. Знаешь, в следующем году мне придется уехать. Я здесь только до лета.

Шон оставляет поцелуй на подушечке моего пальца.

– Проведем время с пользой.

– Говоришь не слишком уверенно.

– Ни в чем нельзя быть уверенным.

– О господи, не начинай опять.

– Это правда.

– Ты всегда говоришь со мной загадками. Я не идиотка, Шон. Ты уклончиво пытаешься мне что-то сказать с самой первой встречи. Что за огромный секрет, черт возьми, ты скрываешь?

Он наклоняется, его улыбка сияет в тусклом свете.

– Ты и есть тот секрет.

– Ах так? – Я тянусь к косяку. – Отдай мне это. Господи, травка мне понадобится, если опять придется слушать твой бред.

– Ты его любишь.

– Сокрушительная правда и жизненная позиция с точки зрения Альфреда Шона Робертса. – Я немного затягиваюсь и возвращаю косяк ему.

– Знания – сила, детка. Самое сильное оружие на свете. – Он затягивается. – Знаешь, почему они запретили травку?