Она меня заметила.

Заметила, как я взяла Селию за руку.

Заметила, как я быстро отдернула руку.

Она поняла, что произошло, и поняла, что я не хотела, чтобы это кто-то увидел.

Она еще раз пристально посмотрела на меня, и ее маленькие глаза еще больше сузились.

А когда она прошептала что-то своему спутнику, скорее всего, мужу, я лишилась всякой надежды на то, что она меня не узнала. Я увидела, как он перевел взгляд с Мика Рива на меня.

В его глазах мелькнула тень отвращения – подозрение жены могло и не подтвердиться, – но ему было противно уже от того, что я поселила эту мысль в его голове.

Мне хотелось врезать им обоим и сказать, что все, что я делаю, вообще их не касается. Но я знала, что не могу их тронуть. Что это небезопасно. Что мое положение небезопасно. Что мы все не можем считать себя в безопасности.

Мик начал играть инструментальную партию, подходя все ближе и ближе к краю сцены и обращаясь к зрителям. Я вскочила и запрыгала. Я кричала громче всех. В голове у меня кружил туман. О чем я думала, не знаю. Мне просто хотелось, чтобы те двое перестали разговаривать как друг с другом, так и со всеми остальными. Чтобы игра в испорченный телефон, которую начала та женщина, закончилась на ее соседе. Я хотела переключиться на что-нибудь другое и поэтому кричала во весь голос. Я вела себя, как те девчонки на задних рядах. Я вопила так, будто от этого зависела моя жизнь, хотя, вполне возможно, так оно и было.

– Что я вижу? Уж не обманывают ли меня глаза? – Мик подался вперед и приложил ко лбу ладонь, будто прикрываясь от света. Он смотрел прямо на меня. – Или передо мной действительно женщина моей мечты?

27

– Я думаю сходить на свидание с Миком Ривой.

– Вот уж черта с два.

Когда Селия злилась, у нее вспыхивали и щеки, и шея. Но я никогда не видела, чтобы они так быстро заливались краской, как в этот раз.

Мы были в летней кухне ее загородного дома в Палм-Спрингсе. Она готовила бургеры на ужин.

После выхода той заметки я перестала появляться с ней на людях в Лос-Анджелесе. О ее доме в Палм-Спрингсе желтая пресса пока не узнала. Поэтому уик-энды мы с ней проводили за городом вместе, а будни в Лос-Анджелесе врозь.

Обычно Селия вела себя как примерная женушка, соглашаясь со мной абсолютно во всем, так ей было проще, чем доводить дело до ссоры. Но мое предложение о свидании с Ривой вывело ее из себя.

Я знала, что зашла слишком далеко. Вообще, весь расчет на этом и строился.

– Выслушай меня, – сказала я.

– Нет, это ты выслушай меня. – Она захлопнула крышку гриля и нацелилась на меня серебряными щипцами для барбекю. – Я готова смириться со всеми твоими трюками, чтобы только отвести от нас подозрения. Но я против того, чтобы кто-либо из нас ходил на свидания.

– У нас нет других вариантов.

– У нас куча вариантов.

– Нет, если ты не хочешь потерять работу. Нет, если не хочешь потерять дом. Нет, если не хочешь лишиться друзей. Не говоря уже о том, что у нас из-за этого будут проблемы с полицией.

– У тебя паранойя.

– Нет, Селия. И это самое страшное. Уверяю тебя, они обо всем знают.

– Одна крошечная заметка в бульварном листке, где они всего лишь высказали предположение. Это совершенно разные вещи.

– Да, ты права. У нас еще есть время, чтобы положить этому конец.

– Или это все просто забудется само собой.

– Селия, в следующем году выходят два фильма с твоим участием, а о моем уже сейчас твердят абсолютно все.

– Именно. И, как говорит Гарри, это значит, что мы можем делать все, что хотим.

– Нет, это значит, что нам есть что терять.

Селия сердито схватила пачку сигарет и закурила.

– Значит, вот чего ты хочешь? Прожить всю жизнь, скрывая, что мы на самом деле вместе? И кто мы есть на самом деле?

– Тут все так делают. Каждый день.

– А вот я не хочу.

– Ну, тогда не надо было становиться знаменитой.

Селия взглянула на меня, затянувшись сигаретой. На фильтре остался след от ее розовой губной помады.

– Ты пессимистка, Эвелин. До мозга костей.

– А что ты предлагаешь? Может, мне позвонить в «Sub Rosa» или прямо в ФБР и сказать, что да, мы с Селией Сент-Джеймс извращенки!

– Мы не извращенки.

– Я знаю, Селия. И ты знаешь. Но никто больше этого не поймет.

– А может, и поймут. Если постараются.

– Они не будут стараться. Ты понимаешь? Никто не хочет понять таких, как мы.

– А следовало бы.

– В мире много такого, что нам всем следовало бы понять, дорогая. Но, к сожалению, не все работает так, как нам хотелось бы.

– Мне жутко не нравится этот разговор. Меня уже тошнит от того, что ты говоришь.

– Я знаю, прости. Но, как ни ужасно, – это все правда. Если ты хочешь сохранить работу, нельзя, чтобы люди поверили, будто мы с тобой не просто подруги.

– А если я не так уж и хочу сохранить работу?

– Но ты же хочешь.

– Нет, это ты хочешь. И пытаешься навязать мне.

– Конечно, пытаюсь.

– Я бы бросила все, ты ведь знаешь. Вообще все это. Деньги, работу, славу. Я бы бросила это все, чтобы только быть с тобой, просто быть с тобой.

– Ты не понимаешь, о чем говоришь, Селия. Прости, но ты вообще не осознаешь всю серьезность ситуации.

– Дело в том, что ты не готова бросить это все ради меня.

– Ну уж нет, дело в том, что ты ведешь себя как дилетантка, которая думает, что в случае чего она всегда сможет вернуться в Саванну и жить за счет родителей.