отчаянии и не понимала, что делать и где искать сестру. В поисках подсказок, а также всего, что могло остаться от Морин, Мисси обратилась к интернету. Она искала фото Морин на сайтах для взрослых, читала сообщения о неопознанных трупах и даже о женщинах, утративших память. Недели превращались в месяцы, а Мисси безостановочно звонила гротонским нью-йоркским полицейским, надеясь услышать хоть какую-то информацию, получить крохотную надежду на то, что Морин жива.

Один из детективов сообщил ей, что одним из последних на объявление Морин на Craigslist отвечал нью-йоркский полицейский – житель Стейтен-Айленда, впоследствии освобожденный от любых подозрений в причастности к ее исчезновению. За этим последовала долгая пауза, прерванная сообщением полицейских о том, что им удалось засечь включение сотового телефона Морин – возможно, кто-то пытался получить доступ к автоответчику. Сигнал исходил от водокачки на Файр-Айленде. Полицейские вертолеты и наряды с собаками-ищейками обследовали прилегающую территорию, но ничего не обнаружили. Мисси была в некотором недоумении – насколько она знала, ее сестра никогда не ездила к клиентам на Лонг-Айленд.

Мисси постепенно утрачивала интерес к своим детям, мужу и работе. Она загоняла себя мыслями о возможных сценариях, при которых Морин могла оставаться в живых. Случайно встретив приятеля Морин Джея ДиБрюля, она принялась рассказывать ему, что Морин могла попасть в лапы к торговцам живым товаром, которые накачали ее наркотиками и продали в сексуальное рабство. Джей с удивлением обнаружил, что и сам готов в это поверить. Лучше уж думать, что она жива.

Мисси стала буквально одержимой, а ее брат был задумчив, потерян, зол и мрачен. Любимец семьи, мускулистый футболист, любитель выпить и повеселиться, Уилл переживал утрату Морин так сильно, что сделал на груди татуировку с ее именем. А потом не стало и его. На рассвете 14 августа 2000 года он вместе с друзьями возвращался на мотоциклах с вечеринки их мотоклуба. Уилл, как обычно, вырвался далеко вперед. Перед ним шла фура, по словам полицейских, то ли с выключенными, то ли с тусклыми габаритами. Судя по всему, Уилл заметил ее только за несколько метров от кормы прицепа. Он дал по тормозам, но было слишком поздно. Мотоцикл разорвало пополам, а Уилл разбился насмерть.

Какой бы ужасной ни была смерть Уилла, но даже она не смогла отвлечь Мисси от предположений, где сейчас могла бы находиться Морин. В ее голове крутились кадры – вот Морин входит в двери и сжимает ее в объятиях, готовая разделить с ней скорбь по их брату, готовая вернуться домой.

Это прекратилось после того, как Морин не появилась на похоронах Уилла. Тогда Мисси окончательно поняла, что сестры больше нет.

Неизвестный звонил Аманде вот уже несколько вечеров подряд. Он говорил тихо, вкрадчиво, походя стараясь уязвить Аманду. «Это сестренка Мелиссы, да? Я слышал, ты полукровка». Отец Аманды был чернокожим. И звонивший знал, как выглядит Аманда.

Ее голова разрывалась от предположений. Мелисса у него в плену? Она его заложница? Она уже мертва? Или это какая-то шутка? Этот человек ни с кем, кроме Аманды, говорить не желал. Если подходила Линн, он вешал трубку.

Стив Коэн, адвокат семьи Бартелми, сообщил об этих звонках полицейским. Похоже, что только после этого они стали относиться к исчезновению Мелиссы серьезно. Начиная с третьего звонка полиция отслеживала сигнал и определила квадрат, откуда звонил неизвестный, – это был район Таймс-сквер и спортивного комплекса Медисон-сквер-гарден. Более точно определить местонахождение этого человека было невозможно: звонки были слишком короткими.

После этих звонков Аманда была на грани истерики. В семье она была единственной, кто был посвящен в тайну старшей сестры. Она приезжала в Нью-Йорк и проводила там время с Мелиссой, имела хотя бы некоторое представление о том, какой жизнью она жила на самом деле. А теперь Аманда рассказала матери про то, как Мелисса договаривалась с клиентами по телефону, как размещала свои фотографии в интернете, про то, как Мелиссу увозили и привозили такси, а она дожидалась ее контрольного звонка дома.

Полицейские предложили пятнадцатилетней Аманде поработать наживкой. Когда он снова позвонит, ей нужно будет постараться втянуть его в долгую беседу. Но человек на том конце провода будто бы чувствовал, что не стоит долго разглагольствовать, и ограничивался короткими подколами. Однажды он с издевкой спросил Аманду, знает ли она, чем зарабатывала на жизнь Мелисса, и, гнусно рассмеявшись, бросил трубку. В другой раз он спросил: «А ты тоже шлюхой станешь, как сестра?» И не дожидаясь ответа, отключился. Со временем намеков с его стороны стало больше. Он сказал, что знает, где живет Аманда, и подумывает прийти за ней.

Последний звонок поступил 26 августа 2009 года: «Смотрю, как гниет тело твоей сестры».

В неизвестности прошел целый год. В этот трудный период Аманде приходилось нелегко: она прогуливала уроки и бродила по городу или сидела дома в подавленном состоянии. Линн и Джефф в какой-то степени находили утешение в работе. Линн ушла из дома престарелых и стала помогать Джеффу в его дайнере. Джефф решил перенести свое заведение, в котором некогда подрабатывала Мелисса, из центральной части города, и нашел подходящее помещение в Чиктоваге, пригороде Буффало.

Именно на работе, стоя за кассой в дайнере, Линн краем глаза и увидела телерепортаж, поставивший точку в периоде неопределенности, в котором пребывала вся их семья. Журналист вел репортаж с одного из пляжей Лонг-Айленда. Ранним утром здесь нашли четыре трупа, предположительно проституток. Репортер не назвал имен, но Линн все сразу поняла. Она разрыдалась. И только через месяц она узнала, что первым из четырех обнаруженных тел было тело ее дочери Мелиссы.

Лоррейн Уотерман никак не удавалось избавиться от груза своего прошлого. Впрочем, она не особенно и старалась. Больше того: она тащила его за собой в виде чувства вины и гнева: это она была жертвой, это ее собственная мать, Мюриел, отняла у нее сына и дочь. И когда с Меган случилось худшее и она пала жертвой убийцы, Лоррейн с готовностью возложила на Мюриел ответственность и за это тоже. По ее мнению, Мюриел со своей чрезмерной опекой была виновата во всем. «Мама защищала Меган, покрывала Меган, врала мне о Меган, – рассказывала Лоррейн всем, кто готов быть слушать ее исповедь. – Ее же выгнали из школы. Она дралась с учителями. А моя драгоценная мамуля все время прикрывала ее. И Меган этим пользовалась: «Да ладно, бабуля с дедулей придут мне на выручку». Думаю, Меган наверняка поумнела бы, не покрывай они все ее художества. И с ней бы ничего дурного не произошло».

Об этом и многом другом из жизни дочери Лоррейн говорила без прикрас. Она даже