– А что надо делать? – интересуется Чапай. – Застрелиться?

– Застрелиться, – кивает Хирург. – Или утопиться. Или еще как. Вы уже попробовали поиграть в цивилизацию – хватит. Дайте шанс другим. Возможно, через миллион лет те мутанты, которых вы отстреливаете, смогут создать свою цивилизацию.

– Или шатуны, – подаю я реплику.

– Или шатуны, – соглашается Хирург, подмигнув. – Ты тоже заметил, да?

– Заметил. Твой особый к ним интерес.

– У тебя не меньше, как я погляжу, – пристально глядит на меня Хирург. – Или тебя интересует только один экземпляр? Я не могу сказать, что они разумны. В нашем, человеческом, понимании. Но у них, безусловно, есть какое-то самосознание и взаимодействие с внешним миром. И они больше не люди – это самое обнадеживающее. Вот я и думаю: вдруг Армада создала новый тип живых существ? Чтобы при их помощи начать все сначала?

– Ну так вот, дорогой человеконенавистник, – говорит Чапай, поднимаясь. – Твой друг Стратег просил передать тебе от имени всех шатунов Зоны и ее окрестностей, что они не хотят ничего начинать сначала. Они очень хотят вернуть все обратно.

– Мой друг Стратег не может никому ничего передать, сталкер, – брезгливо морщится Хирург.

Тогда Чапай достает амулет и кладет на стол перед ним. Хирург долго, очень долго смотрит на кристалл. В тишине гудят лампы под потолком. Шипит прибор, подмигивая огоньками. Проходит не меньше минуты. Мы уже начинаем беспокойно переглядываться. Наконец бывший Страж поднимает голову. Чапай только этого и ждет.

– Это ты виноват в том, что произошло, – говорит он, подавшись вперед всем телом. – Ты не смог защитить Армаду. Отдай нам амулет. Мы попытаемся все исправить, а ты останешься здесь и будешь спокойно исходить желчью.

– Вы не сможете ничего исправить. – Голос Хирурга звучит сипло.

– А мы попробуем.

– Вы не сможете ничего исправить.

– Послушай, мужик, – встревает Чекист. – Вот ты тут сидишь, обиды через губу сплевываешь. И сиди себе на здоровье. Мы тебе не мешаем. Ты нам тоже не мешай. Отдай кристалл, и все. Что ты как собака на сене? Ну не подохли все разом, что ж теперь? В конце концов, мы сейчас к Армаде сунемся, и, может быть, на трех разрушителей мира меньше станет.

– Откуда у вас амулет?

Я замечаю, что лицо Хирурга изменилось, сейчас у него какой-то больной вид: на щеках красный румянец, глаза горят лихорадочным блеском. И он избегает смотреть на нас.

– Я же тебе сказал, Стратег дал, – отвечает Чапай.

– Не мог он ничего вам дать. – Хирург быстро поднимает и тут же отводит глаза.

– А это вот подарок от Болта, – говорю я, кладя рядом с амулетом Чапая свой.

– Где Болт? – Хирург вскакивает.

– В Зоне.

В Зоне тихо. Я осознаю это внезапно. Нет, разумеется, это не тишина в привычном смысле: шумит ветер, хлопают и трещат далекие аномалии – все это есть, но всего этого мало. Каждый знает, как звучит ночная Зона. И вот сейчас недостает одной существенной детали: признаков жизни. Мутанты, твари – охотники и жертвы – их противостоянием наполнены все ночи. Они рычат, воют, визжат. Конечно, не как в джунглях… Но мы уже полчаса идем по дороге и еще ни разу не слышали крика ни одной твари. Словно они все вымерли. С одной стороны – это хорошо. Но с другой стороны – хреново. Есть такая сталкерская мудрость: если вокруг что-то не так, значит, где-то притаилась жопа.

– Чапай, – говорю тихо. – А где все?

Напарник шагает по левую руку, чуть сзади. А впереди – идет она. Все так же посередине дороги, все такая же размеренная и легкая походка. И все так же сверкают белые подошвы.

– Чего? – вполголоса переспрашивает Чапай.

По голосу я понимаю, что сталкеру очень и очень не по себе. Мы как раз начинаем спускаться в низину, к мосту через речку. Мост выглядит в ночи белой заплаткой на черной ленте дороги. В левом полосатом отбойнике чернеет разрыв. Потому что в этом месте ограда разрушена. Сейчас невозможно разглядеть, но я знаю, что внизу в реке валяются груды искореженного металла: несколько «КамАЗов», БМП и еще какая-то техника. Воинская колонна, проходя через мост, внезапно поменяла направление, не сбавляя скорости, пробила отбойник и слетела вниз. Я был в числе тех, кто бросился к месту событий за оружием и прочим хабаром. И я видел лица погибших: спокойные и странно безмятежные, на многих даже застыли улыбки. Но главное – мертвы были все, в том числе те, у кого на теле отсутствовали серьезные повреждения.

Чапай тоже помнит о воинской колонне. Поэтому у него такой напряженный голос. Плохое это место. На самом-то деле без особой необходимости мы здесь не ходим, стараемся выбирать другие пути. Но она ведет нас именно к мосту. А за мостом будет завод «Сатурн». И разрушенная сталкерская база. Та самая. Не очень удачное время, чтобы делиться своими опасениями, но лучше все же предупредить.

– Ни одна тварь в ночи не орет, – сообщаю товарищу.

– Точно! – после небольшой паузы признает Чапай.

Мост совсем рядом. Мы попадаем в область холодного воздуха. И уже слышно, как журчит вода, обтекая опоры. На той стороне темнеет рощица – дорога разрезает ее пополам. Шоссе на мосту сужается, протискиваясь между отбойниками. Мы с напарником тоже неосознанно сдвигаемся друг к другу.

Чапай оборачивается и тут же, вякнув что-то панически-нечленораздельное, вскидывает дробовик. Я автоматически встаю спиной к его спине и навожу ствол на темноту. Сероватая полоса шоссе теряется в ночи. Там ничего не видно.

– Ты чего? – бросаю, не глядя.

– Они здесь! – шепчет Чапай.

У него ПНВ, и он что-то видит.

– Кто они?

– Твари.

До боли в глазах буравлю темноту. На самой грани восприятия удается разглядеть какие-то двигающиеся тени. Странно, но я не испытываю почти никакого страха. Намного сильнее меня сейчас беспокоит, что пока мы стоим – она уходит все дальше.

– Сколько их?

– Все! – сдавленно заявляет Чапай.

Мы стоим, замерев перед мостом. А она все дальше и дальше. Что будет, если она сейчас свернет с дороги куда-нибудь в сторону?

– Что делаем? – спрашиваю напарника. – Чего не шмаляешь?

– Тут и пулемет не поможет.

– У меня амулет! – напоминаю Чапаю. – Они нас не тронут.

– Уверен?

– Во всяком случае, пока не тронули. Пошли.

Но Чапай не может сдвинуться с места. Все его сталкерские инстинкты противятся этому. Я его прекрасно понимаю. На самом деле, я сейчас понимаю его намного лучше, чем себя. Потому что от себя такого пренебрежения к опасности я никак не ожидал. Может быть, потому что я не вижу, кто там в темноте? Как будто просто отключили часть эмоций. Зато другую часть усилили: чем дальше она уходит, тем больше меня охватывает паника.