Но все это Эльга заметила лишь мельком. Они сидели здесь все сразу, и она даже приостановилась от неожиданности, будто в лесу наткнулась на целое семейство медведей. На мраморной скамье, на пурпурной с золотом подушке восседал сам Константин, без венца и лороса, а лишь в темном шелковом кафтане и красной мантии. Подле него устроилась Елена, уже в другом наряде, по сторонам – несколько молодых женщин и девушек с распущенными по плечам темными волосами. Но знакомого лица Феофано среди них Эльга не приметила. Девушки сидели на той же скамье, что и василевс с супругой: похоже, это их дочери. Так и есть – их пять, и младшей на вид лет тринадцать.

Не вставая ей навстречу, Константин произнес несколько слов. Теперь он улыбался и глядел как живой человек.

– Василевс еще раз приветствует тебя и просит сесть, – сказал над ухом толмач-скопец.

В подтверждение этих слов Константин указал ей на другую скамью, стоявшую углом.

– Скажи ему спасибо, – Эльга кивнула и направилась к скамье.

Усевшись, перевела дух. Теперь, когда семейство василевса не взирало на нее с небесных высот, а сидело почти лицом к лицу, она вдруг успокоилась и осознала: сколько бы золота ни украшало этих людей и их неоглядное жилище, тем не менее они такие же смертные, как и она сама. Теперь она разглядела, что у Константина довольно светлая кожа – светлее, чем у большинства греков, – а глаза тоже светлые, даже, кажется, голубые. Вспомнилось, что ей рассказывали: бабкой Константину приходилась некая Евдокия Ингерина, то есть дочь Ингера – так греки называли Ингигейра, тогдашнего этериарха, родом из Северных Стран.

Зато дочери пошли в мать: все шесть августейших женщин были смуглы, с густыми черными бровями, большими глазами и выступающими носами. Взоры Константиновых дочерей выражали жгучее любопытство пополам с испугом: так сама Эльга в юности могла бы смотреть на приведенную во двор медведицу.

– Василевс и его супруга приветствуют свою крестную дочь и еще раз поздравляют с тем, что приняла она крещение во имя Отца и Сына и Святого Духа, – перевел толмач. – Сердца их радуются, видя, что совершил Господь над тобою милость Свою, и изъял тебя из адской тьмы идолопоклонства, и привел к познанию истинного света Триипостасного Божества.

– И я рада, что снова родилась водою и силою Святого Духа, – Эльга слегка поклонилась Константину и Елене, пытаясь увидеть в этой паре совершенно чужих, непонятных людей своих новых, духовных родителей. – Радуюсь я душой и телом неизреченно, что причастилась Божественных Тайн пречистого и животворящего Тела и Крови Христа Бога нашего.

– Да будешь же ты верным агнцем Христова стада, дочь моя, – милостиво произнесла Елена, улыбаясь ей.

– Одно это великое деяние достойно того путешествия, которое ты совершила, – продолжал Константин. – Я много изучал предания и деяния владык прошлого, но никогда не слышал о том, чтобы к нам, василевсам ромеев, приезжала женщина-игемон из далеких и варварских стран. Равное тому случилось лишь тогда, когда был Соломон царем над всем Израилем, сидя на престоле Давида. Известно ли тебе, как принимал он у себя царицу Савскую?

– Нет, но я хотела бы услышать об этом, – с готовностью ответила Эльга.

Про себя она обрадовалась: пожелав что-то рассказать сам, Константин тем дал ей время опомниться.

– Царица Савская, услышав о славе Соломона во имя Господа, пришла испытать его загадками. И пришла она в Иерусалим с весьма большим богатством: верблюды навьючены были благовониями и великим множеством золота и драгоценными камнями; и пришла к Соломону и беседовала с ним обо всем, что было у нее на сердце. И объяснил ей Соломон все слова ее, и не было ничего не знакомого царю, чего бы он не изъяснил ей. И увидела царица Савская всю мудрость Соломона и дом, который он построил, и пищу за столом его, и жилище рабов его, и стройность слуг его, и одежду их, и виночерпиев его, и всесожжения его, которые он приносил в храме Господнем. И не могла она более удержаться и сказала царю: верно то, что я слышала в земле своей о делах твоих и о мудрости твоей; но я не верила словам, доколе не пришла, и не увидели глаза мои: и вот, мне и вполовину не сказано; мудрости и богатства у тебя больше, нежели как я слышала. Блаженны люди твои и блаженны сии слуги твои, которые всегда предстоят пред тобою и слышат мудрость твою! Да будет благословен Господь Бог твой, Который благоволил посадить тебя на престол Израилев![21]

– А когда это случилось? – спросила Эльга, тайком ужаснувшись, что ее дары покажутся уж очень скромными перед подношениями предшественницы: ни золота, ни благовоний, ни драгоценных камней она не привезла. Да и где ей взять верблюдов?

– Великий царь Соломон правил Израилем около двух тысяч лет назад, – улыбнулся Константин, понимая, что для его духовной дочери, вчерашней язычницы, все это совершенно ново. – Но в память о том дне царственность наша[22] принимала твою светлость на Троне Соломона, сделанном по образцу того трона, на котором сидел Соломон. О нем так повествует Священное Писание: «И сделал царь большой престол из слоновой кости и обложил его чистым золотом; к престолу было шесть ступеней; верх сзади у престола был круглый, и были с обеих сторон у места сиденья локотники, и два льва стояли у локотников; и еще двенадцать львов стояли там на шести ступенях по обе стороны. Подобного сему не бывало ни в одном царстве. И все сосуды для питья у царя Соломона были золотые, и все сосуды в доме из Ливанского дерева были из чистого золота».

Так это в Библии! В тех преданиях, откуда греки берут образцы для своей жизни во Христе. Не так чтобы Эльга полностью поняла, что Константин хотел ей сказать, но оценила главное: он принимал ее так, как описаны подобные вещи в Библии, а значит, все идет положенным порядком.

Пока он говорил, Эльга украдкой оглядела покой и обнаружила, что здесь не только семья василевса. Чуть в стороне сидели двое мужчин. Один знакомый – все тот же патрикий Артемий. Второго, полноватого мужчину лет сорока, тоже безбородого, с ухоженными черными кудрями, она не знала, но, судя по богатой одежде и роскошной мантии, он занимал при Константиновом дворе весьма значительное положение. Здесь сидели те члены синклита, что были евнухами.

Приятно журчала крина в широкой каменной чаше, отгоняя жару месяца септембриоса. В воздухе витали загадочные и манящие запахи благовоний, въевшиеся, казалось, не только в занавеси и подушки, но даже в самый мармарос стенных плит и мозаик. Темно-красный, как переспелая брусника, камень скамьи гладкостью и причудливым узором напоминал твердый шелк.

– Царица искала у Соломона земной мудрости, ты же нашла у нас нечто большее – благодать Божию и красоту веры Христовой, – обратилась к Эльге августа Елена. – Так поведай, что у тебя на сердце, о чем еще ты желаешь беседовать с нами?