– И что вы хотите? – бросил Артемий. – Мы не можем вступать в открытую войну с каганатом, пока не разделаемся с сарацинами.

– Об этом мы и не просим. Нам нужны всего лишь ваши союзники: печенеги, узы и аланы. Всем известна тесная дружба между ромеями и печенегами, – Эльга улыбнулась, намекая также на всем известную корыстную основу этой дружбы. – Если всемогущий василевс ромеев явит печенегам свою волю, чтобы они не тревожили наши пределы, а также посоветует архонту аланов поддержать нас, мой сын окажет василевсу эту важную услугу. И даже не попросит никакой помощи от самих ромеев.

Василевс и двое его приближенных воззрились на нее в изумлении; в глазах Елены августы впервые мелькнуло искреннее любопытство, а ее дочери, особенно старшие, смотрели на гостью чуть ли не с восхищением. Никто не ожидал, что пожелания архонтиссы русов идут настолько дальше привычных просьб о царских одеяниях, поясах и венцах.

– Василевс пока не имел намерения вступать в войну с каганатом, – сказал наконец паракимомен Василий. – И чем разбрасывать силы союзников, куда лучше объединить их. Дай нам воинов, чтобы мы могли скорее одолеть наших врагов – сарацинов Сайфа ад-Даулы и критского эмира. А когда с этим будет покончено, возможно, мы обратим свои взоры на каганат.

– Царственность твоя желает, – Эльга взглянула на Константина и на миг опустила глаза, будто покоряясь, – чтобы я вернулась домой и сказала моему сыну: сейчас твои воины пойдут сражаться против сарацинов, ибо так угодно отцу нашему, василевсу ромеев…

Константин удовлетворенно кивнул, видя, что русская архонтисса наконец поняла его мысль.

– За эту службу василевс наградит русов, как ему будет угодно, а когда Бог пошлет победу и добычу, щедро раздаст награды, титулы и прочие милости. После того, если будет угодно его царственности, василевс прикажет своему войску идти на каганат, и буде русы пожелают присоединиться к нему, он и там достойно наградит их за помощь. Я верно поняла тебя – именно это я должна сказать моему сыну?

– Именно так, клянусь головой Богоматери! – подтвердил вместо Константина Василий; сам же август-космократор пристально смотрел на Эльгу, ожидая, что за этим последует.

– Тогда выслушай же, что ответит мне сын. Он скажет: «Мать моя и княгиня, как бы я ни желал исполнить волю василевса, духовного отца нашего, мне не позволят этого мои люди. Они скажут: мы своей кровью заслужим добычу, но получим лишь то, что ромеи пожелают дать нам. Потом, если им будет угодно – а возможно, и нет, – они пойдут на хазар, и там, если повелит Бог, возьмут добычу снова. И снова мы получим лишь то, что они пожелают дать нам – тем из нас, что останутся в живых. Не лучше ли нам будет пойти самим на хазар, пока ромеи заняты сарацинами? Мы возьмем сами всю добычу и славу». Вот так он скажет мне, – Эльга прямо взглянула в лицо Константину, – и дружина его закричит: «Слава князю нашему!» А голос христиан будет тих и неслышен, ибо мало их. И не станет их больше, если царственность твоя не поможет мне создать достойную церковь на Руси. Но если ты поддержишь меня сейчас, то тем умножишь число людей русских, кто возвысит свой голос за тебя.

Константин переглянулся со своими царедворцами. Эльга не угрожала, но изображенное в ее словах будущее не слишком нравилось ромеям.

– И если мы договоримся о поддержке церкви, то я помогу твоим василикам, кого ты пошлешь искать наемных воинов, хоть до Смоленска, а хоть и до Ладоги, как это бывало порой еще при дедах наших, – закончила Эльга. – Если же нет, то я не смогу ручаться за их безопасность в тех жестоких языческих краях.

– Но как вы не понимаете! – обратился к ней Артемий, которого лишь присутствие августейших особ вынуждало умерять досаду. – Войско василевса – лев, войско русов – пес! Следуя за львом, пес возьмет в сто раз больше добычи, чем один или с другими псами, клянусь головой апостола Филиппа!

– Русы привыкли добывать свое достояние мечом. Они недоверчивы. Позже мои люди переговорят с тобой, патрикий, о нужной нам доле в добыче, чтобы не утомлять этим василевса и не утруждать мой женский ум, – поспешно сказала Эльга, видя, что Константин проявляет признаки нетерпения и может прервать беседу. – Но только с ним я могу и должна переговорить о залоге…

– Это другой разговор! – усмехнулся Артемий. – Обмен заложниками – обычное дело, наши посланники всегда делают это, когда отправляются к пачинакитам[24], и мы можем обменяться заложниками с вами на то время, которое понадобится на войну.

– Мне не нужны заложники из числа служителей, – Эльга покачала головой. – И сын мой на это не согласится. Наш обычай позволяет полное доверие лишь при условии кровного родства. При столь великом деле возможен лишь один залог: если василевс отдаст моему сыну в жены одну из своих дочерей.

Толмач, судя по его потрясенному виду, с трудом вымолвил это предерзкое требование. Глаза Константина вспыхнули, брови сомкнулись; василисса удивилась, а дочери ее переменились в лице и вытаращили глаза. Одна или две даже ахнули.

– Это невозможно! – резко ответил Василий, пока Константин, онемев от возмущения, искал слова. – Неслыханное дело, чтобы порфирогенита порфирогенета – багрянородная дочь багрянородного августа – соединилась браком с чужеземцем! Стала заложницей в варварской стране!

– Посмотрите на меня! – Эльга вскинула голову. – Я родилась на севере славянских земель, а в Киев попала как невеста-заложница. Такой порядок был заведен еще до моего рождения, между моим дядей, князем Олегом, и родом моего мужа. И вот теперь я – правительница Русской земли, архонтисса и игемон. Твоя дочь, василевс, станет править Русью и удержит мужа от нарушения договоров. Что толку тебе держать их здесь, как жемчужины, запертые в ларце? Как таланты серебра, зарытые в землю? Брачный союз между моим сыном и твоей дочерью – той, какую тебе угодно будет избрать, – пойдет на пользу нам всем. Твоя дочь принесет в приданое священные покровы, сосуды и средства на содержание церквей. Мы вместо выкупа дадим воинские дружины. А главное, при таком близком родстве никогда уже нам не придется обращать оружие друг против друга. Христова вера в Русской земле процветет, и через поколение вся Русь будет почитать тебя как отца.

– Ты… – Константин наконец справился с собой и сумел заговорить, – ты сама не знаешь, чего желаешь!

– Отчего же! – Эльгу уже трясло от волнения, но она крепилась, не позволяя себе сдаться. Казалось, вся земля и дружина русская смотрят на нее в эти мгновения, а за спиной стоит сам Вещий со своим щитом. – Всякая мать знает, какой доли желает своему единственному сыну.

– Оттого, что на священном престоле вселенской церкви христиан Святой Софии начертано страшное заклятие и нерушимый приказ великого и святого Константина: никогда василевс ромеев да не породнится через брак с народом, приверженным к особым и чуждым обычаям! Особенно же с иноверным и некрещеным! Дерзнувший совершить такое должен рассматриваться как нарушитель отеческих заветов и царских повелений, как чуждый сонму христианскому. И да будет он предан анафеме!