Зварыгин тогда сумел взять себя в руки. Продолжал жить, позволив практически всем чувствам умереть. Равнодушно принимая все, что приносила жизнь — и ревностно выполняя свои обязанности. Его интересовала только работа — больше ничего.

А сейчас Андрею угрожала опасность… Если только он был еще жив. Иван не сомневался, что сделает все возможное, чтоб попытаться его спасти. И невозможное тоже. Но иллюзий не питал — то, что проснулось в бункере могло быть всем, чем угодно.

На лестнице, ведущей на первый этаж, лампы почему–то не горели. Спускаться приходилось в полной темноте, двигаясь на ощупь. Хотя Вадим с Марком пока держали себя в руках, он не сомневался, что нервы у них на пределе. Насколько их хватит?

Наставленное на них оружие охраны первого этажа, встретившее их на выходе, едва не оказалось тем спусковым крючком, от которого человек идет вразнос. Слишком сильно они перенервничали. Марк сорвался и наорал на троих охранников, Вадим прислонился к стене и впал в прострацию, а он просто прошел внутрь поста и снял трубку. Телефоны не работали — ни наружный, ни внутренний. Следующим он проверил лифты — и, как раньше, они не реагировали ни на вызовы, ни на дерганье рубильника. Потом взглядом нашел среди охранников главного — и потребовал от него полный отчет.

Ситуация выглядела следующим образом — о том, что их отослали из бункера наверх, охрана не знала. Они были уверены, что в здании никого нет — за исключением бункера, где проводился сверхсекретный и опасный эксперимент. Когда отключилось электричество, они пытались связаться с начальством, но связи не было. Входные двери работали от фотоэлементов и тоже оказались заблокированными. Пока они возились, переводя их на ручное управление, включилось аварийное освещение и двери тоже заработали… Вот только выйдя наружу, они оказались перед радужной пленкой неясного происхождения, окружающей здание Компании, куда только доставал взгляд.

У одного из охраны сдали нервы, и он рванул напролом, за что и поплатился — от дымки его отшвырнуло сильным разрядом тока, едва не стоившим паникеру жизни. После этого они молча ждали неизвестно чего… Пока двери, ведущие с верхних этажей, внезапно не открылись, и ошеломленные охранники не оказались лицом к лицу с непосредственным руководством.

Следующие несколько часов Зварыгин обдумывал, как попасть в бункер, Вадим колдовал над компьютером пропускного пункта, а Марк нервно ходил туда–сюда. Тишина угнетала, но заводимые несколько раз бессодержательные разговоры угнетали еще сильнее. Несколько раз Иван выходил наружу и внимательно изучал странное радужное марево — причем без малейших успехов. Единственное, что удалось выяснить — эта дрянь билась током. Кроме того, она, по–видимому, накапливала статическое электричество — вблизи волосы вставали дыбом, а металлические предметы начинали сыпать искрами. Единственное, что пришло в голову одному из охранников — в преграду потыкали найденной деревянной шваброй — что не возымело практически никакого эффекта. Просто они убедились, что кажущийся таким тонким радужный слой по твердости не уступает стали.

О том, что творилось за этой радужной преградой, оставалось только гадать. Происходящее сейчас в городе оставалось тайной за семью печатями. Как и происходящее в бункере. Они были предоставлены самим себе. Уже давно должно было стемнеть, но они этого не ощутили — радужный слой мягко светился. Ожидание. Выматывающее, мучительное ожидание, от которого был избавлен только Вадим, занятый любимой работой — потрошением компьютера. Иван бросал все более напряженные взгляды на лифт, прикидывая, что еще можно сделать в такой ситуации. Но все идеи, пришедшие ему в голову, он отметал одну за другой, как абсурдные.

Внезапно что–то изменилось. Мозг еще только переваривал поступившую информацию, а тело уже действовало — Зварыгин вскочил со стула и метнулся через холл. Нет, он не ошибся — тихий звук, сорвавший его с места, оказался вполне реальным. Работал привод лифта. Правого. С напряженным вниманием он смотрел за миганием индикатора этажа, почти не реагируя на тех, кто в напряженных позах стоял рядом. Лифт опустился вниз, минуя первый этаж и на несколько мгновений замер там. После чего поехал вверх.

Иван с какой–то отрешенной медлительностью спустил предохранитель, и тут до него дошло, какую мишень они все представляют для того, кто сейчас тут появится. Похоже, дежурный охраны сообразил это одновременно с ним и подался в сторону, но было уже слишком поздно. Лифт остановился, и его двери медленно разъехались в разные стороны…

* * *

Столица, главный офис компании «Аэда», 4 подземный этаж, 25 августа. Химера.

Состояние полной прострации… Я продолжала видеть, но информация доходила до сознания с задержкой… Практически не оставляя следа. Совершенная беспомощность… Тьма, потом свет… Склонившийся надо мной Виктор…

Я больше не ощущала потоков. Мои чувства были полностью парализованы. Связь прервалась. Почти прервалась. Смутно я ощущала, что больше не едина. Сознание было отрезано от мира потоков… От моего основного я.

Раньше, выходя в реальность, я всегда продолжала оставаться частью потока. Почти не осознавая этого, я одновременно находилась в двух местах — и это стало настолько естественным, что я даже не задумывалась об этом. А сейчас связь с моим вторым я, оставшимся в мире потоков превратилась в тончайшую нить. И сделать ничего было нельзя.

Время, казалось, превратилось в вечность. Покой… Равнодушие… Мир застыл и я вместе с ним… Пока внезапно на меня не обрушилась дикая, сумасшедшая боль.

Кажется, я закричала. Боль охватила тело, совсем как тогда, несколько месяцев назад. Тонкая нить, связывающая меня с моим вторым я, натянулась и завибрировала. В диком страхе я попыталась удержать ее, но мне не дали. Темное чувство, поднявшееся из глубины души, вылилось в тоскливый крик, когда медленно, очень медленно эта нить истончилась и исчезла. Связь с миром потоков была прервана. Я осталась одна. Хотя нет, не так. От меня осталась только половина. Вторая половина сознания была наполнена тоской и сосущей пустотой. И я знала, что мне надо снова обрести единство. Причем как можно скорее. Потому что неизвестно, сколько сможет просуществовать мое тело, лишенное поддержки потоков…

Медленно, очень медленно я начала осознавать окружающую обстановку. Бункер… Я по–прежнему находилась в бункере, а надо мной склонился Виктор. Так же медленно, словно таяла какая–то стена вокруг меня, до меня стал доноситься его голос. Слова постепенно обретали смысл — а не обтекали мое сознание. Я приходила в себя.

— Тиль? Как ты, Тиль? Что с тобой?

Я попыталась ответить, но голосовые связки повиновались еще неохотно, и из моего горла вырвалось только сдавленное шипение. Я попыталась сесть, но не смогла. Слабость, которую я не ощущала, пока не попыталась двигаться, вызвала тошнотворный испуг — как мне обрести целостность, если я и с места двинуться не могу?

— Тиль?

Вик был со мной. Это единственное что внушало надежду. Вик был тут, он не шарахался от меня в испуге, а пытался помочь.