О сходстве я подумал в тот момент, когда увидел Гуса вытаскивающим из автобуса сборной сетку с мячами и не подпускающим готовых услужить администраторов к своему чемодану. А потом еще картинка: Хиддинк в аэропорту Тель-Авива предлагает помощь в качестве носильщика пожилому оператору Первого канала. Окружение при этом смотрит на главного с сочувствием: ну надо же, так ронять тренерский авторитет!

Да, он в итоге с подачи прессы стал для нас «Гусом Ивановичем». Но, к моей большой радости, одновременно им не стал! Действительно, разве могли бы опуститься до такого наши начальники, наши неизвестно от чего забронзовевшие небожители.

А для меня это было впечатление, сравнимое с тарасовской селедкой двадцатилетней давности.

Тарасов и Хиддинк принадлежат к одной породе людей. Которые знают собственную цену, уверены в своих силах и поэтому имеют редкую в нашей жизни роскошь позволить себе не подстраиваться. И диктовать свои правила. И в жизни, и в работе.

Извините, за самоплагиат: об этом я уже писал — в феврале 2008 года. Можете поднять подшивку издававшегося тогда в Москве популярного журнала «Total Football». Заканчивался материал фразой: «…„Диктат“ диктатора Тарасова принес нам мировую хоккейную славу. „Диктат“ демократа Хиддинка еще должен доказать свою состоятельность. Скептик ухмыльнется. А я жду лета…»

В феврале. Сейчас мы уже знаем, что летом Хиддинк тоже «забронзовел», но по-другому: с нашей сборной на чемпионате Европы.

Гуса запомню и по нашему традиционному шутливому обращению: «Привет, Гус!» — «И тебе привет, Гус!» И по его оценке возможностей моей родной телекомпании, когда в какой-то нашей общей командировке в ответ на мое предложение после игры распить бутылочку красного он переспросил: «От Первого канала? О, тогда бери три».

Попутно: коллеги-дикторы, перестаньте, пожалуйста, вспоминая голландца, называть его «Хиддинг». С неизвестно откуда появляющимся звонким «г» на конце. Не бог весть что, но это немного раздражает.

Давайте придумаем какую-нибудь фразу с физиологичным контекстом. Ну, например, по аналогии со знаменитым лозунгом: «„Динамо“ — это сила в движении», оценим чью-то (не будем уточнять) форму как «слабость в стоянии»…

Эротическая коннотация. Допускает ли ее комментарий или спортивная журналистика вообще? А как быть с ненормативной лексикой?

Приписываемое Николаю Озерову: «Гол? Х-й, штанга!» — это все же выдумка, хотя кто-то утверждает, что слышал своими ушами. Телезритель вообще склонен к тому, чтобы услышать то, что очень хочется, и возвести это в ранг легенды. Впрочем, были и реальные фразы, убившие аудиторию наповал. Например, уже хрестоматийная, принадлежавшая известному комментатору Алексею Суркову: «Из-за поворота появляется японский лыжник по фамилии Херовато. Да, бежит он действительно неважно».

Или вот комментаторская скороговорка: «Выход один на один! Но Третьяк накрывает шайбу. Естественно, у него ж опыта больше». Переполох в аппаратной. Еще бы! Прочтите последнюю фразу вслух.

«Динамовцы пытаются сохранить очко во Владикавказе…», «Символическое вбрасывание шайбы произвела Мисс Москва, и ее подарили хоккеистам ЦСКА…», «Мы ведем наш репортаж с гребучего канала…» — телережиссер Женя Гришин насобирал уйму таких примеров. Что неудивительно: у него ж опыта больше, чем у многих других коллег…

На грани фола также фраза, вошедшая с чьего-то легкого языка в историю: «Онопко поднял ногу, и атака соперника захлебнулась». Или: «Мяч летел между ног Черчесова. Чем там его смог задержать наш голкипер — непонятно!»

Как часто говорят комментаторы, на усмотрение судьи, — в данном случае на ваше усмотрение, вот такое: «Травма паха. При ней не пробьешь как следует, не пробежишь. С травмой этой части тела вообще, скажу я вам, мало что сделаешь». Что касается меня, то я над «грустной» фразой Ильи Казакова вместе с коллегой готов посмеяться. Не судите строго.

Болельщик, надо сказать, не пропустит ничего. Случайное легкое озвончание согласной в имени «Питер», и вот уже из уст в уста передают новость о том, что комментатор намекнул на нетрадиционную сексуальную ориентацию нападающего Питера Одемвинге.

В составе ЦСКА на матче Кубка Первого канала в Израиле появляется новый бразилец Жо. И едва ли не первой фразой репортажа становится неблагозвучное: «Жо падает». А потом, как назло: «Жо пасует, Жо попал, Жо подумал…» Господи, когда же его заменят от греха подальше?! В итоге даже намекаешь на это тренеру. Но как намекаешь! «Жо…пора отдохнуть». И до кучи: «Покинув поле, Жо по-португальски обращается к соотечественникам…» Ну, что с этим поделаешь! Ведь случайно же так сказал, без какой-либо задней (ой!) мысли.

Ничего не поделаешь. Ведь эфир — прямой. Летом 1994-го на чемпионате мира в США после поражения сборной России от Швеции под сводами крытой арены «Понтиак Сильвердоум» мне было поручено взять интервью у кого-то из наших игроков. Матчи я до этого уже комментировал, а вот корреспондентских заданий пока не имел. Дебют!

Футболисты отказывались один за другим. А фраза моей предпоследней надежды — Игоря Корнеева: «Я все расскажу. Когда-нибудь. Настанет время», — вообще до сих пор остается для меня загадкой. Несмотря на множество последующих встреч, когда Игорь Владимирович уже перешел в ранг тренера, обещанного рассказа не было. Что ж, возможно, время еще не настало. В конце концов, ведь и четверти века не прошло.

А тогда томительную паузу в эфире заполняли из студии повторами эпизодов игры, мне же оставалось рассчитывать только на вратаря Дмитрия Харина. Пусть хоть здесь спасает! Наш голкипер задержался на процедуре допинг-контроля, но вот наконец выходит…

— Дмитрий, умоляю, очень нужно. Буквально три слова о матче!

— Три? А можно: четыре?

— Да, конечно, Дима!

— Опять мы — в ж…

А потом все новые и новые репортажи, интервью… И вот уже талантливая и напористая Наталья Константинова, корреспондент программы «На футболе с Виктором Гусевым», спрашивает другого вратаря сборной России Александра Филимонова: «Саша, а вы матом ругаетесь?» После короткой паузы — гениальный, как прыжок в девятку, ответ: «Нет, только для связки слов».

Они стоят по колено в снегу. Ведь Наташа для разговора по душам сумела каким-то известным только ей способом затащить голкипера на лужниковские задворки. Туда после печального для нас — и прежде всего для Филимонова — отборочного матча чемпионата Европы с Украиной сразу же отправили те самые ворота. Две штанги и перекладина, то есть ближайшие (не считая Виктора Онопко) свидетели страшной ошибки вратаря. Теперь они располагаются здесь, опровергая слухи о том, что наши соперники купили их у владельцев «Лужников» и переправили в Киев, как одну из главных своих футбольных реликвий.