Я постелила Заварзину на диване в гостиной. Он выглядел спокойным и уверенным в себе, словно просто собирался сыграть новую роль на сцене, а не участвовать в противозаконных махинациях.

— Вас не хватятся в отеле? — спросила я перед тем, как подняться в кабинет Алексея, где имелось удобное кресло-кровать.

— Да нет, наши знают, что у меня много знакомых в Москве, я уже ночевал у одного из них. Главное — вернуться в гостиницу завтра вечером, послезавтра в полдень мы вылетаем в Южноград, — ответил артист.

— Обязательно вернетесь, — успокоила я Максима, подумав, что возможен и совсем другой вариант развития событий.

* * *

Утром после завтрака Заварзин сперва полчаса тренировался расписываться, как Алексей, и в итоге у него это стало получаться очень неплохо. Потом он примерил сорочку, костюм и зимние ботинки Соколова, в целом все подошло, хотя пиджак и сорочка оказались на размер больше, а брюки несколько длиннее. Но первое сгладил джемпер, а брюки я быстренько подшила, укоротив до нужного размера.

На улице между тем потеплело до минус десяти, перед отъездом я закрыла окно в спальне и включила батарею на минимум мощности, чтобы тело умершего постепенно начало оттаивать. Уже сев в автомобиль, Заварзин использовал кусочки ваты для утолщения носа и щек, усмехнулся чему-то и сказал решительно:

— Вперед!

* * *

Фотографию двенадцатилетней давности, на которой стояли рядом и улыбались Алексей Соколов и Георгий Девятин, Максим рассматривал несколько минут, но когда мы вышли из моей машины у здания ЗАГСа, именно Гоша, немного располневший, немного облысевший, в очках с толстой оправой, первым бросился к Заварзину со словами:

— Здорово, старик, как же я рад снова тебя видеть!

Они обнялись, и Максим сказал хриплым голосом, высморкавшись и прокашлявшись:

— Ну что, бродяга, прилетел из жары в мороз, не забыл еще «синие московские метели?»

— Да их забыть невозможно, — рассмеялся Девятин.

И только после этого у меня отлегло от сердца — признал!

Тут подошла и Лида Смирнова, тоже уже ожидавшая в сторонке нашего приезда. Мы быстро перезнакомились, и ровно в назначенное время жених, невеста и двое свидетелей вошли в просторный светлый зал, украшенный огромной люстрой. За столом с флагами России и Москвы сидела пожилая полная женщина, которая при нашем появлении встала, вышла навстречу и всех поздравила. Началась формальная процедура вступления в брак, в ходе которой мы с Заварзиным поцеловались, обменялись кольцами, расписались в акте гражданского состояния и в завершение получили свидетельство о браке и паспорта со штампами. Фамилию я еще при подаче заявления решила не менять в память об отце, Соколов отнесся к этому с пониманием.

Все прошло достаточно быстро, хотя за эти минуты я несколько раз была близка к настоящей панике. Поглядев в очередной раз на Заварзина, работница ЗАГСа сказала простодушно:

— Ой, Алексей Михайлович, а вы мне кого-то очень напоминаете, только вот кого?

— Да так, одного голливудского актера, мне об этом частенько говорят, — обаятельно улыбнулся Максим.

Нервы у него оказались железными, выдержка и самообладание выше всяких похвал. Когда мы наконец вышли на улицу, то попрощались со свидетелями до вечера. Сев в автомобиль и пристегнувшись, я сказала устало, все еще дрожа всем телом:

— Ну вот, дело сделано.

— Да, кажется, все получилось, как надо, — спокойно отозвался Заварзин.

На въезде в поселок он перекинулся парой слов с охранником, чтобы тот его обязательно запомнил сидящим рядом со мной. В коттедже мы сначала переоделись, потом я поднялась на второй этаж, включила отопление на полную, затем зашла в кабинет, достала из сейфа вторую часть платежа, сложив пачки с долларами в полиэтиленовый пакет, который в гостиной отдала артисту. Максим закинул его небрежным движением в свою сумку и сказал с иронией:

— Что же, дорогая женушка, не выпить ли нам с вами на прощанье по чашечке кофе?

Сидя на кухне, мы пообщались немного. Точнее, говорил Заварзин, а я лишь почтительно внимала, постепенно приходя в себя после тяжелейшего стресса. Свой монолог Максим посвятил, конечно же, себе, любимому, ему тоже захотелось для разрядки высказать мне как весьма благодарной слушательнице кое-какие мысли:

— Видите ли, Ника, ремесло актера очень неблагодарное, очень зыбкое, очень зависимое. Но сегодня я чувствую себя триумфатором, ведь до сих мало кому в нашей стране, да и за рубежом, удавалось заработать сто тысяч долларов за один съемочный день или за один спектакль. Увы, полностью оценить мое исполнение роли покойного господина Соколова смогли только вы, ну да ладно, шквал аплодисментов ждет меня впереди. Я задумал один очень важный проект, ваши деньги помогут его осуществить. А дальше — мой переход в новое качество, режиссура, возможно, продюсирование. Драйв, постоянный драйв, все время двигаться, меняться, строить и разрушать, чтобы снова строить, только так и никак иначе!

Он говорил очень убежденно, нисколько не сомневаясь в сказанном. И действительно, выглядел триумфатором, достойным лаврового венка и поклонения. В общем, Максим оказался именно тем, кто мне был так нужен. А его неприкрытое самолюбование, его нарциссизм — что же, это издержки профессии, настоящий артист должен так думать о себе.

Я искренне поздравила Заварзина и спросила:

— Так вы завтра улетаете в Южноград?

— Нет, — после некоторой паузы заявил он, — я передумал лететь, проходить проверку ручной клади с таким количеством валюты чревато перспективой быть вынужденным отвечать на неприятные вопросы.

— А как же вы вернетесь в родной город?

— На такси, это стоит дорого, но я могу себе теперь такое позволить. Конечно, везти круглую сумму в долларах с неизвестным человеком тоже не есть хорошо, но у меня ведь на лбу не написано, что я рублевый миллионер. Степень риска минимальна по сравнению с самолетом или поездом.

Я согласилась, что такой вариант выглядит наиболее безопасным. Артист допил кофе, в прихожей надел свою куртку, повесил сумку на плечо и сказал, усмехнувшись:

— Я готов к эксфильтрации.

В автомобиле Максим снова лег на пол салона, через пару километров уселся на заднее сиденье и закурил. Когда я вскоре притормозила на пару минут, Заварзин покинул машину, махнул рукой на прощанье и направился к остановке, на которой никто в эти минуты не ждал рейсового автобуса в сторону Москвы.

А мне предстоял второй акт сегодняшней трагедии. В начале пятого я снова была в коттедже. Спальня уже прогрелась, температура тела Алексея тоже поднялась до нужного значения. Я постояла несколько минут у кровати, поцеловала покойника в лоб и набрала номер скорой, бригада прибыла через двадцать минут…

Весь вечер в коттедже творилось нечто суматошное и суетливое. Тело осмотрели после врача скорой помощи вызванные им полицейские и судебно-медицинский эксперт, потом меня допросил следователь, потом появились приглашенные мной по телефону Самохин, Девятин и Лида Смирнова, принявшиеся утешать вдову, пробывшую женой всего несколько часов. Последним появился Вадим, ему перед тем позвонил Самохин. Младший брат мужа подошел ко мне и произнес с нескрываемой угрозой: