Она сбросила куртку, потянулась к подолу рубашки, и, поначалу замешкавшись, затем одним плавным движением стянула ту через голову. Какая-то непонятная конструкция из лоскутов ткани на лямках осталась на ней. О, вспомнил! Такие купальники были на некоторых девушках у озера в Академии. У тех, что победнее. Не знал, что Адель купила себе один такой и носит. И где она собиралась купаться? Ох уж эти девчонки, голова от них кругом. Не став забивать себе мозги такими пустяками снова принялся вытаскивать маленькие поленья из сумки, складывая их у стены, попутно сказав Адель:

– Ты не должна стоять там так долго. Получишь обморожение. Бери куртку и иди сюда, чтобы мы могли немного поспать, – я похлопал по своей куртке, которую расстелил на земле.

– Спасибо, за заботу, Тинар.

Подойдя ко мне, она со вздохом присела на расстеленную куртку. Забрав у неё одежду, я накинул её нам на плечи и прижался к девушке.

– Насколько могу судить, у нас около шести часов, пока снаружи не станет светло… Хотя возможно ошибаюсь, – сказал я, наклоняясь ближе к огню.

– Тогда нам лучше поспать, – ответила девушка, широко зевая.

– Да. Просто ложись ко мне спиной. Общий жар тел и тепло костра согреют нас. Я также сложил бревна так, что мы можем легко подкладывать их.

Она кивнула, затем медленно легла на лежанку. Я прижался к её спине, чувствуя, как колотится сердце подруги и плотнее укутал нас курткой. Так лежать было неудобно, и я развернулся, крепко обняв её. Мне показалось или свозь сон и вправду расслышал, что Адель сказала с лёгким смешком:

– Если бы только Илура могла видеть нас сейчас.

Я открыл глаза, медленно моргая и щурясь от солнечного света, струящегося сверху. Мне было тепло под толстой курткой, и я почувствовал, как Адель слегка пошевелилась во сне. Мне очень не хотелось вылезать, но я знал, что нам скоро придётся двигаться, и лучше поскорее с этим покончить.

Я выбрался из-под куртки, дрожа, оказавшись полураздетым на холодном воздухе. Быстро вытащил из сумки одну из старых холщовых рубах и натянул её через голову. Затем извлёк новую и тоже надел её. Подвигался и поделал разные разминочные упражнения – те, что позволяли скромные размеры убежища и боязнь разбудить Адель. Я был рад, что из-за двух слоёв одежды подвижность затруднена лишь слегка. Осмотрел свою искалеченную руку. Она раздулась вдвое, по сравнению с первоначальным размером, и представляла собой уродливую смесь жёлтого и синего. Быстро сунул её в карман, слегка поморщившись от дискомфорта, и принялся разжигать огонь.

Оглянулся на спящую Адель, удивляясь её крепкому сну. Я протянул руку к огню, чувствуя, как тепло возвращается ко мне после того, как оказался на холоде. Я снова задался вопросом, есть ли секретный атрибут удачи, о котором тогда пошутил Актар. В конце концов, каковы были шансы, что я прихвачу случайно попавшийся кусок кремня или что мы попадём в эту ледяную пустошь с достаточным количеством дров, чтобы продержаться?

Я фыркнул про себя, затем переключил внимание на насущные вопросы. Внутри холодно, но стоит выйти, станет ещё хуже. И у нас совсем нет еды. Мы думали, что к этому времени уже будем в городе, и не потрудились сберечь свой паёк в предыдущие несколько дней. Ещё раз взглянул на спящую Адель, раздумывая, будить её или нет, но в конце концов решил этого не делать.

Так-так-так. При пробуждении ей наверняка понадобится тёплая одежда. Я привык жить тяжело, хотя, возможно, слегка размяк с тех пор, как поступил в Академию. Я поднялся со своего места у костра, затем достал две рубашки, и положил их возле огня, чтобы они согрелись, попутно плотнее укрыв Адель курткой.

Затем я подпрыгнул к потолку нашего укрытия и выбрался на открытый воздух сквозь дымоход. Ветер ударил меня словно кулаком в лицо, мгновенно выбив из головы остатки сна и заставив почувствовать себя живым. Ветер обдувал со всех сторон, пока я осматривал окружающий пейзаж с крыши нашего жилища.

Всё вокруг, насколько хватало глаз, было белым, и только неясная тень пирамиды маячила на горизонте. Солнце сверкало на снегу, делая его очень ярким и блёским. Стоило попробовать присмотреться к чему-то, как глаза начинали тут же слезиться. Я пробыл там ещё несколько секунд. Уже уходя, краем глаза уловил какое-то движение и, обернувшись, увидел росомаху, которая жадно смотрела на меня. Похоже, я только что нашёл завтрак.

Адель как раз просыпалась, когда я спустился через отверстие в крыше с мёртвой росомахой на плече.

– Хорошо спалось? – спросил я, укладывая зверя рядом с костром и выуживая из рюкзака её боевой нож.

– Да, вообще-то, – сказала она, садясь и сбрасывая куртку.

Она тут же начала дрожать и быстро потянулась за формой, которую я ей приготовил. Адель заметила, что я смотрю на неё, и покраснела, быстро повернувшись ко мне спиной и натянув через голову рубашку.

Я пожал плечами и принялся снимать шкуру с росомахи. Поначалу неловко, так как вынужден работать только одной рукой, но через несколько минут я приноровился.

– Зачем ты сдираешь шкуру с этой тушки? – спросила Адель, кладя куртку на землю и садясь.

– Разве ты не хочешь мяса? – я опустился рядом с ней, – Мы находимся в ледяной пустыне, и ты спрашиваешь меня, почему я снимаю шкуру с животного?

– Не надо быть таким язвительным, – сказала она, хлопнув меня по плечу. – Чем я могу помочь?

– Вот, – сказал я, быстро отрезав несколько толстых кусков мяса с рёбер, и лап, – разрежь мясо на полоски и клади на камень, который я положил рядом с костром.

Адель перевела взгляд на плоский булыжник, который я туда засунул.

Я передал ей клинок, сам создав энергетический. Затем она начала неумело пытаться разрезать мясо, тихо поругиваясь – куски вышли неровные и оборванные. Я закончил снимать шкуру с животного, затем посмотрел туда, где Адель уничтожала наш завтрак.

– Знаешь что? Как насчёт того, что я сам разрежу их, и оставлю тебя наблюдать, пока они готовятся?

Адель с благодарностью посмотрела на меня, когда я наклонился и начал умело нарезать мясо тонкими ровными полосками.

– Где ты этому научился? – спросила она. – Ты же жил на улицах, копаясь в мусоре? Ты никогда не рассказывал мне не об охоте, ни о том, как готовить.

– Спасибо отцу, он многому меня успел научить, – ответил я, закончив резать мясо и положив его на горячий камень. – Мама умерла когда я был сущим сопляком, и ему одному пришлось воспитывать и заботиться обо мне, – продолжал я, тыча пальцем в мясо, а затем переворачивая его на горячий камень и слыша шипение жира.

– Честно говоря, я даже не знал, что смогу освежевать и разделать животное, но начав, осознал, что это естественно для меня, как будто делал это тысячу раз раньше. Мне его не хватает. Маму я уже плохо помню, а его образ всегда со мной. Словно он стоит за спиной, ехидно улыбаясь и сыплет своими извечными прибаутками.