– Спешиваемся, – это было первое слово, что Войтех проронил с момента, как они покинули постоялый двор. Всего одно, но тон выдал – мужчина все еще сердится.

– Почему? – все же спросила девица. Авось слово за слово зацепится, а там, глядишь, разговор сладится, за которым и лед растает.

– Надо.

Вот и весь разговор.

– Ты все еще злишься?

– Нет, – хмуро ответил Войтех и снял девицу с седла.

Спорить было сложно, ибо мгновения, когда он казался ласковее, можно было по пальцам перечесть. И Немира лишь вздохнула да принялась разминать замлевшее тело.

Мужчина распалил костер. Да так ловко, что девица даже засомневалась в том, что источником огня послужила кремневая зажигалка.

– Обогреемся малость да перекусим, – Войтех указал спутнице на сухую кочку, предлагая присесть, а сам вгляделся в ярящееся небо.

– Ворона ждешь? – спросила девица, особливо не надеясь на ответ, и принялась разбирать дары, сложенные заботливой постояличихой. Ох, сколько вкусностей! И блины, и сальце, и свежий хлебушек, и колечко вяленой колбаски. А запах какой!

– Его, – вдруг согласился Войтех, – только страшусь, что не дождусь.

– Почему?

Ведьмарь пожал плечами, мол, ведаю, и все. Немира не стала расспрашивать, но поданный судьбой случай, когда мужчина разговорился, упускать не подумала.

– Вот, возьми, – предложила она спутнику толстую трубку из скрученных блинов.

Войтех опустился рядом. От этой близости у Немиры на миг перехватило дыхание, но она быстро пришла в себя. Только вздрогнула, когда Войтех нечаянно коснулся ее кисти, и, заалев, поскорее полезла в кожаную сумку.

– Сейчас еще кваску плесну, – сглотнула девица и, стараясь унять легкую дрожь в руках, достала дорожный кувшин.

– Держи, – протянула она спутнику сосуд, до краев наполненный темной жидкостью, к поверхности которой поднимались пузырьки.

Мужчина отпил. И вдруг, как тогда в гостях у постояличихи, покраснел, на висках даже вены вздыбились, а затем сплюнул в траву.

– Придется воду поберечь, – усмехнулся он, утерев рот рукавом и похлопав по фляге на боку.

– Что такое?

– Сама испей.

Немира осторожно приникла губами к краешку сосуда – в рот вместо резковатого напитка с толикой пряной сладости полилась редкостная гадость, горькая и кислая одновременно.

– Мерзость!

– Видать, из старых запасов, – шире улыбнулся ведьмарь, – тех, что при кикиморе заготавливались.

– Надеюсь, что остальные припасы свежие, – Немира достала колбасу и принялась внимательно оглядывать буро-красное колечко. – Пахнет вроде хорошо.

– А ты попробуй, вернее будет, – надо же, улыбка так и не покинула лик ведьмаря.

А веселый-то он куда краше.

– А вот и попробую! – звонко хохотнула Немира и откусила чуток. Стала жевать. А уже в следующий миг отчаянно скребла язык.

Войтех захохотал в голос:

– Чем там еще нас снарядили на дорожку?

– Сало, хлеб… Воды дай, а? – отвратительный привкус не желал покидать рта.

– Так ты остальное уже попробуй, потом запивать станешь.

– Вот еще! Теперь твой черед, – хихикнула Немира и попыталась сунуть в руки спутнику сало. Впусте.

– Э-э-э, нет.

– Давай-давай! – не отступала девица.

– Мне надобно при силе оставаться, а не от несварения мучиться. Что, если оборонять тебя придется, а я из кустов выбраться не в силах?

– Если я отравлюсь, то и защищать никого не надобно будет! – звонче рассмеялась спутница. Но Войтех вдруг посерьезнел. От веселья на лике не осталось и следа. Улыбка девицы тоже сошла на нет. Немира молча держала в руках кусок сала и не знала, выбросить его или обратно в сумку положить. Но решать ей не пришлось. Ведьмарь забрал снедь, отрезал кусочек, закинул в рот, пожевал, выплюнул.

– Давай остальное.

Немира передала мужчине сумку. Он поочередно испытывал на запах, а потом и на вкус все подарки. Проверку прошел только хлеб. Похоже, лишь его и блины женщина состряпала после избавления от кикиморы.

– Мало, но лучше, чем ничего, – сказал ведьмарь и спрятал пышную буханку, покрытую румяной корочкой, обратно в кожаную сумку. Остальное бросил в костер. Даже квас туда вылил. Немира поначалу охнула, но тут же с удивлением заметила, что ненасытное пламя споро расправляется с дарованной снедью. Не шипит, не чадит. Да и запах не источает. Точно не от кремневой искры!

– Доедай блины, а потом вот, – мужчина поставил у ног девицы полотняный мешок, что весь час лежал на боку коня.

– Что это? – Немира отложила блины и, вытерев руки о подол, полезла в котомку.

– Одежа. Тебе.

Девица принялась вытаскивать содержимое. Алые портки, рубаха, расшитая по вороту, пояс, жилет, кожух, темно-серая магерка и даже красные сапожки. Ну, точь-в-точь наряд домовика, только размером поболей.

– Но наряд же мужской!

– Именно.

– Но зачем?

– Надобно следы запутать. Впереди селения. И лучше, если девицу в тебе не признают.

– Ладно, – согласилась спутница.

– Переодевайся, а я отойду.

Когда Войтех скрылся за деревьями, девица принялась переодеваться. Управилась быстро. И не потому, что стеснялась мужчины, просто ей уже приходилось надевать мужскую одежу. Правда, тогда она еще и лик себе грязью перепачкала, хотела Трувара провести. И ей это удалось – не признал лесник в замызганном пацаненке племянницы. А девица лишний раз избежала странных взглядов да намеков грязных. Новый наряд пришелся впору и приятно облегал тело. Пожалуй, в портках куда удобнее, чем в юбке.

Немира вернулась на кочку. Доела блины, сложила свою прежнюю одежу.

Костер потух, не оставив после себя ни уголька, а ведьмарь все не возвращался. Вороной конь тихонько похрапывал в сторонке, насытившись травой. Еще через час девица всерьез забеспокоилась.

Зашевелилась ближайшая ель. Конь запрядал ушами и переступил с ноги на ногу. Немира замерла – «ожившее» дерево росло в противоположной стороне от той, в которой скрылся мужчина. Стало быть, чужак! Рука невольно потянулась к ножу, что оставил спутник.

– Кто там? Покажись! – потребовала девица, тщетно пытаясь успокоить заколотившееся сердце. Без ведьмаря она вдруг почувствовала себя такой уязвимой. А что, если это всадники?

– Я это, – раздался спокойный голос.

– Чего пугаешь? – выдохнула девица.

– И не мыслил, – Войтех выбрался из пышных лап и остановился как вкопанный.

Девица почувствовала себя немного неловко под пристальным взглядом темных очей. Поправила кожух, обтянула рубаху: