«Ну, делать нечего, – решила она наконец. – Всамом деле, не могу я из воли государевой выйти. Если я хочу узнать, какздоровье Алекса, мне придется, может быть, даже в доме самого испанского посланникапобывать. Вот там-то уж точно в сарафане не появишься! Потерплю, так и быть.Похожу в этих нарядах. Это ведь недолго. Может, государь смилуется, отпуститменя домой! Мне бы только Алекса увидать – хоть один разочек».

Однако перед тем, как сесть в карету, государь подошелпроститься с княгиней Прасковьей Юрьевной – и вдруг бросил взгляд на Дашу,стоявшую чуть поодаль.

– Послезавтра же, Дарья Васильевна, – сказал своимломким голосом, который звучал то уверенным гулким баском, то противнымдискантом, – желал бы увидеть вас на куртаге[18]. Приглашу и де Лириа, наверное, онзахочет услышать ваш рассказ. Да и я снова вас с удовольствием послушаю. –И вдруг, не выдержав принятой роли, выпалил, приблизив свое лицо к Дашиному: –От него и узнаете, как себя ваш спутник чувствует. Вы небось навещать егонамеревались? Но ездить к мужчине в гости девице не пристало! Понятно вам? Непри-ста-ло!

И, рассеянно чмокнув длинный рукав платья Прасковьи Юрьевны,а не ее пухлую белую кисть, быстро пошел к своей карете.

Даша едва сдержала слезы. Она-то по наивности своейрасслышала в голосе Петра только гнев, однако более искушенные и гораздо лучшезнающие юного государя сестры Долгорукие призадумались. Они сразу поняли, чтоимператор увлечен девушкой, что ревнует ее к красивому курьеру.

Елена злорадно покосилась на сестру. Она до сих порзавидовала, что Петр Алексеевич из них двоих откровенно предпочитал Екатерину,поэтому теперь считала, что зазнайку-сестру справедливо поставили на место. Ееотношение к Даше сразу улучшилось, даже платьев стало не жалко, и онарасцеловала новую родственницу от всей души.

Что же касается Екатерины, она впервые осознала, что ужепривыкла к тщательно внушаемой отцом мысли: обольстить императора, сделатьсягосударыней. Она любила Миллесимо, это правда, но еще сильнее она любила себя исвое тщеславие. Одно дело – бегать на свидания к Альфреду, страдать отбезнадежности их положения, оставаясь при этом в убеждении, что собственнаясудьба зависит только от нее, что стоит ей захотеть – и судьба пылкогомальчишки окажется у нее в руках… так же, как и судьба всего государства. Нокаково почувствует она себя, если Петр предпочтет другую? О, конечно, Миллесимобудет счастлив снова сделать ей предложение… или нет? Что, если он сочтет себяоскорбленным? Не захочет подбирать отвергнутое императором? Да и сама Екатеринаразве хочет быть отвергнутой? Конечно, Петр ей не нужен. Если бы можно былосделаться царицей, а потом овдоветь и получить всю власть, трон и могущество,как получила Екатерина, жена Петра Великого! Какая жалость, что ее любовникВиллим Монс, из-за которого императрица натворила столько глупостей, к томувремени уже успел расстаться с головой. Небось был бы объявлен признаннымфаворитом, как князь Василий Голицын при правительнице Софье, сестре ПетраПервого, а еще раньше – князь Иван Овчина-Телепнев при Елене Глинской. О, какойизумительный фаворит получился бы из Миллесимо! Изысканный, необычайнокрасивый, умный, образованный, страстный… Наверное, таким же был Роберт Дадли,граф Лестер, которого страстно любила английская королева Елизавета. ДнемЕкатерина правила бы страной, а ночами фаворит властвовал бы над императрицей!И, уж сидя на троне-то, она никогда не надоела бы своему возлюбленному, какнепременно надоедает всякая жена. В самом деле: выйди она замуж за Миллесимо, ичерез несколько лет тот начнет заглядываться на молоденьких красоток, начнетизменять – с его-то пылкостью! А императрицам не изменяют…

Екатерина вонзила ногти в ладони. Теперь она знала, чегохочет. Но для исполнения этого желания все-таки надо смириться с требованиямиотца и прибрать Петра к рукам. Но что теперь делать с этой стриженой девчонкой?Екатерине уже теперь диким казалось, что еще вчера она смотрела на Дашу как налучшую подругу, особенно когда та отвела глаза отцу. Сейчас она уставилась нанее с такой неприязнью, что Даша растерялась, смешалась и в карете забилась всамый уголок сиденья, стараясь держаться как можно дальше от рассерженнойкняжны.

Долго ехали молча, хотя, казалось бы, две девушки всегданайдут, о чем поболтать. Тем более что им никто не мешал: это была маленькаядвухместная коляска, изящная и нарядная, как игрушка. Чтобы девушкам ехалосьпросторнее, все сундуки и короба с одеждою погрузили в другой возок. Дажелакей, державший на коленях корзинку с едой, сидел рядом с кучером. Но все этовремя раздраженную Екатерину не оставляло чувство, что ей не хватает воздуха. Всамом деле, сквозь плотно задернутые занавески не проникало ни ветерка. Ипостепенно Екатерина поняла, что ее так бесит. Запах немытого тела!

Она была необычайно чистоплотна: мать со смехом называла еекошкой за пристрастие к мытью и душистой воде, а прислуга сбивалась с ног,беспрестанно вычищая и стирая ее платья и обильно устилая сундуки мешочками сблагоухающими травами, особенно с лавандой, запах которой Екатерина оченьлюбила. Она прослыла гордячкой еще и потому, что всегда воротила нос отнеопрятных, неухоженных людей, и сейчас дух застарелого пота вызывал тошноту.

Она неприязненно косилась на Дашу: «Деревенщина немытая! Астроит из себя, а уж строит! Возомнила, что может со мной тягаться, женихаотбивать, а самой место на кухне за печкою! Да от последней нашей судомойкипосле целого дня работы не будет так разить, как от нее! Диво, что я этогораньше не замечала!»

Она выхватила из-за высокого кружевного манжета крошечныйплаточек, сладко пахнущий лавандою, и брезгливо прижала его к носу, бросая наДашу неприязненные взгляды, даже не обратив внимания, что мысленно уже назвалаимператора женихом.

Даша сидела как на иголках. Екатерина заметила, что«замарашка» поглядывает на нее растерянно, лицо ее было озадаченным. Внезапнонаклонилась и заглянула под сиденье. Все пространство было забрано переборкою,так что само сиденье, обитое рытым бархатом, служило крышкой для большогосундука. Бросив еще один удивленный взгляд на Екатерину, Даша вскочила, с силойоткинула крышку – да так и ахнула.

Екатерина сорвалась со своего сиденья, заглянула под Дашино– и тоже громко ахнула, потому что увидела лежавшую там и сладко спавшую…Мавруху!

– Вот те на! – воскликнула Даша. – Значит,это от нее так разило всю дорогу! А я думала, уж не протухло ли что в сундуке.

– Как она сюда попала? – все еще не веря своимглазам, пробормотала Екатерина. – Зачем залезла? Чего хотела?

И нахмурилась, вспомнив крик, вспугнувший их с Миллесимо, апотом кожаный пояс, найденный в траве. Что, если и в самом деле их с Альфредомвидела Мавруха? Что, если она увязалась за Екатериной, рассчитывая припугнутьее увиденным?