– Ну, не все таковы, – вмешался в разговорОстерман, глядя на Лопухина с таким неприязненным выражением, словно он, СтепанВасильевич, был назойливым гостем, спьяну явившимся в дом трудолюбивогохозяина, барона Андрея Иваныча, помешав ему свершить какое-нибудь бесконечноважное государственное дело. – Вот вы же не станете отрицать, что фаворит– исконно русский по происхождению, однако я видел его поутру, он ужеотправился с государем на верховую прогулку, вполне свеж, бодр.

– Как соленый огурчик! – решил щегольнуть знаниемрусского языка Кейт, чем непременно вызвал бы усмешку на лице Лопухина, когда бтому припала охота смеяться.

Сейчас, однако, такой охоты у него не было. УпоминаниеОстермана о свежем и бодром князе Иване было подобно уколу в сердце. Жена, Наталья,последнее время запилила мужа: пьянствует-де бесчинно, не в меру, бывает, чтогосударь посылает за ним, зовет к себе, а Степан Васильевич лежит в лежкупьяный, фаворит же – сущий ванька-встанька, сколько ни пьет с вечера, наутровскочит как ни в чем не бывало, лапкой утрется, словно ключевой водойумоется, – и опять свеж и бодр, готов отвлекать юного государя отпечальных воспоминаний об умершей, недавно похороненной сестре. Натальятвердила: ну, хорошо, прибрал Господь великую княжну, не попустил ее сжитьЛопухина с насиженного местечка, так ведь он сам себя сковырнет! Как бы не взялПетр Алексеевич на эту должность кого-нибудь из Долгоруких, того же молодогокнязя Сергея! Нечто подобное высказал при прошлой встрече с Лопухиным и АндрейИваныч Остерман. Судя по его насупленному выражению, он и сейчас намеревалсявыговаривать Лопухину.

Не стоит, право. Строже, чем сам Степан Васильевич, егоникто не осудит. Надобно, конечно, бросить пить… Не только потому, что голованаутро раскалывается и без снежку да рассольцу не оклематься. Это дело длявсякого привычное. В другом беда. Частенько бывает так, что не может онвспомнить, где был и что делал весь прошедший день. Раньше такого с Лопухинымотродясь не случалось, а вот последние месяц-два… дай Бог памяти, когда ж этоначалось? Ну правильно, как раз после той ссоры с великой княжной, пусть земляей будет пухом. Тогда, прослышав от Анны Крамер, какие ковы кует супротив негосестра государя, Степан Васильевич впал в такую глубокую тоску и опаску за своюучасть, что, как водится у всякого русского, начал искать противоядия своимгорестям в вине. Ну и, видать, переусердствовал. Право слово, бывали дни,которых совершенно не удавалось припомнить! Словно кто-то выкрал их из жизниЛопухина и заховал так надежно, что и с собаками не сыскать!..

– Помилосердствуйте, Генрих, – вывел его иззадумчивости приветливый голос Кейта. – Не взирайте на нашего любезногохозяина с тем же выражением, с каким учитель глядит на нерадивого ученика! Вконце концов, мы явились в этот дом просить о любезности, об одолжении, таксказать. Но кому же захочется делать одолжение двум насупленным менторам?

Лопухин взглянул в чисто выбритое, лоснящееся, румяное лицогостя. Право, его никак не назовешь насупленным. Похоже, визит к СтепануВасильевичу доставляет ему несказанное удовольствие. Или он так уж рад видетьНаталью Федоровну?

Степан Васильевич в который уж раз подивился, что мысль оневерности супруги не доставляет ему ни малейшего огорчения, и подал реплику,давно ожидаемую гостями от радушного хозяина:

– Чему, господа, я обязан счастью видеть вас у себя?

– Это вам в силах доставить мне счастье иудовольствие, – тотчас ответил Кейт с галантностью, коей он, несомненно,набрался в утонченной Франции. – Помнится, при прошлой нашей встрече выупоминали о великолепных шахматах, кои вывезли с севера, и обещались при первомже удобном случае непременно показать мне их. Не скрою: я питаю к этой игреособенное пристрастие, а мой брат – заядлый коллекционер шахматных фигур. Ятакже разделяю его увлечение. К несчастью, при нашем бегстве из Англии мыпринуждены были расстаться со многими дорогими сердцу вещами, а нынешняя моякочевая жизнь не позволяет обременять себя такой роскошью, как составлениеколлекций. Однако я не упускаю случая увидеть новые и новые произведениятокарного искусства, ведь изготовление шахматных фигур дает необычайный просторфантазии художника и ремеслу ремесленника. Прошу извинить меня за навязчивость,но минуло уже изрядное время с тех пор, как вы дали сие многообещающее слово, моетерпение иссякло, и вот я здесь, воспользовавшись бесконечной добротойгосподина барона, который решился меня сопровождать, дабы смягчить моюназойливость.

Внимая чрезвычайно округлым, умело выточенным фразам гостя,Степан Васильевич еле удерживался, чтобы не почесать в затылке или, того хуже,не стукнуть себя по голове в бесплодной попытке возбудить уснувшую память.

Вот! Вот новый случай полного забвения случившегося! Когдаэто он рассказывал Кейту про шахматы? Собственно, они более или менее долгообщались лишь при том первом знакомстве у Остермана, когда возник интересныйразговор о ядах и отравителях. Потом виделись, конечно, при дворе, но лишьмельком. Неужели при одной из этих мимолетных встреч Степан Васильевичзаговорил о шахматах? Плохо верится. Дело в том, что они были выточены однимжителем Колы из рыбьей кости и поднесены Лопухину в знак глубокойпочтительности и надежды, что тот обойдет своим вниманием хорошенькую иневинную дочку сего ремесленника, назначенную замуж за порядочного человека. Самапо себе работа мастера не могла не вызвать восхищения, и, помнится, тогдаЛопухин благосклонно принял взятку и оставил свои притязания, хоть девица былапрехорошенькая и возбуждала его необычайно. Однако после возвращения из ссылкиЛопухин настолько старательно избегал всяких напоминаний об этом периоде своейжизни, что засунул шахматы куда подальше и, можно сказать, позабыл о них. Темпаче что к хорошим игрокам отродясь не относился.

Однако как еще Кейт мог узнать про шахматы? Остаетсяпризнать, что пропадение памяти у Степана Васильевича приняло угрожающиеразмеры.

А впрочем… возможно, дело вовсе не в памяти? Может быть, они впрямь не обмолвливался Кейту о сей поделке, а проболталась о ней Наталья? Снее станется!

Да какая разница, откуда взял это Кейт? Придется показатьему эти дурацкие шахматы, раз уж так приспичило. Законы гостеприимства сеготребуют! Показать – и побыстрее спровадить незваных гостей, которые значительнохуже всех полчищ Мамаевых. Господи, до чего ж голова болит, ну просто на кускираскалывается!

Бог весть как удалось налепить на лицо приличную случаюрадушную улыбку:

– Охотно доставлю удовольствие вам, господин генерал,вам, господин барон. Прошу за мной, гос-с-сти дорогие…

Гуськом проследовали в кабинет.

– Федька! А ну добудь-ка ты мне шахматы – гостямпоказать.

– Какие шахматы, барин? Не ведаю я никаких шахмат.