После долгих уговоров Таня-таки согласилась выпить чай. Сашенька, у которой истекли сакральные для всех дентистов два часа, тоже с удовольствием кусала плюшки, позабыв про ноющий зуб.

– Пока вас с Танюшей не было, Володя сообщил, что решили снять дачу Волынских, – сообщил Баух.

Сашенька поперхнулась.

– Дело не мое, конечно, однако очень не советую.

– Почему? – очень заинтересованно спросила княгиня.

– Для ее строительства Волынские скупали землю у здешних колонистов, моих соотечественников, которые приехали при Екатерине.

– И что?

– Для захоронений им отвели участок на Волковском кладбище. Сами понимаете, отсюда оно далековато. Посещать родные могилы было неудобно. Поэтому колонисты своих покойников тайком хоронили прямо на участках. Иногда даже в подвалах домов, чтобы власти не могли обнаружить. При возведении усадьбы Волынских было найдено пять таких захоронений. Об этом мне рассказал их управляющий, господин Седышев, он у меня зубы вырывал. Волынским о найденных могилках он докладывать не стал, чтоб не расстраивать. Просто приказал гробы сжечь, а кости зарыть.

– Где еще жили колонисты? – настороженно спросила Сашенька, потому что после этих слов Бауха мысли у нее в голове завертелись.

– Да считай везде. Съехали они окончательно, только когда железную дорогу в Петергоф проложили и Лигово превратилось в дачное место. Я как раз тогда этот домик и прикупил.

– А на улице Дернова колонисты жили?

– Конечно.

Домой на Сергеевскую приехали уже в девятом часу. Женя пришел к матери виниться.

– Это все Невельский виноват.

– Так говорят дети. А ты теперь взрослый.

– Павел раздавлен смертью Костика. Потому и пьет. И меня втянул.

– А ты собственной головы не имеешь?

– Я тоже переживаю. Из-за Костика, а в особенности из-за Капы. Если бы я не струсил, она бы осталась жива…

– Кто теперь знает?..

– Завтра – девять дней. Мы с Невельским пойдем на кладбище.

– Нет уж, вы опять напьетесь! Сходишь со мной.

– Но я обещал.

– Скажешь, что передумал.

– Мама! Ты разве забыла? Я теперь взрослый! Ты не имеешь права мной руководить.

– Не имею! Однако сие не означает, что теперь тобой будут руководить сомнительные личности. Пойдешь со мной!

Вечером, по обыкновению, к Володе зашел Обормот, лег рядом и заурчал.

– Помнишь, я тебя от собаки спас, а потом уговорил маменьку взять тебя в дом? Помнишь, конечно! Потому всегда приходишь, чтобы поблагодарить. А Танька – тварь неблагодарная. Я ее с женихом познакомил, а она за это гадости на меня наговаривает.

Евгений очень вовремя напомнил княгине про девять дней. Она как раз придумывала повод для визита в морг к доктору Прыжову.

С Лешичем – так княгиня по-дружески называла Прыжова – они вместе выросли. Но уже в юности их пути неожиданно разбежались. И виновата в том была сама Сашенька. Вообразила вдруг, что в Прыжова влюблена и, когда тот не ответил взаимностью, решила от отчаяния покончить с собой. Глупой девице промыли желудок, а объект обожания отправили учиться подальше от нее, в Москву. Когда Алексей оттуда возвратился, Сашенька уже была княгиней Тарусовой. И неожиданно они вдруг поменялись ролями. Теперь страстями закипел Прыжов. Что было приятно и лестно, ведь уязвленное когда-то самолюбие новоявленной княгини жаждало сатисфакции. Но к себе его она не подпускала, хотя и не гнала. Странные отношения длились много лет, пока в прошлом году Прыжов вдруг не женился. Конечно, Сашенька была против. Она так привыкла к немому обожанию Лешича, его преклонению перед ней и готовности ждать ее ответа хоть вечность, что чуть не лишилась дара речи. Как так? Неужели вечность закончилась? Да и избранница Прыжова, бывшая гувернантка Тарусовых Наталья, по Сашенькиному мнению, ему не подходила: глупая, завистливая, самонадеянная…

Сашенька оказалась права – брак Прыжовых продлился всего три месяца. Потом он столь же внезапно полюбил другую и ушел из семьи. В августе у него должен был родиться ребенок от Натальи, а в начале октября – от Нюши. Чтобы достойно содержать обеих, Лешич трудился теперь как проклятущий: утро проводил в морге, а все оставшееся до ночи время посвящал частной практике. Поэтому зазвать его в гости стало неразрешимой задачей. С Сашенькой они не виделись очень давно.

Алексей вышел в ординаторскую узнать, кто к нему пожаловал, в окровавленном халате и перепачканных перчатках. Поэтому, несмотря на взаимную радость, ограничились поцелуями.

– Мы идем на кладбище. По дороге решили тебя навестить, – объяснила свое появление Сашенька.

Признаваться, что навестила старинного друга лишь для того, чтобы вытянуть из него сведения, конечно же, не стала.

– Вот молодцы! – похвалил Тарусовых Прыжов. – Как же я по вам соскучился! А ты почему в костюме? – спросил он у Евгения, который сегодня решительно отверг поданный Тертием гимназический мундир и обрядился в парусиновую тройку.

Юноша с гордостью вытащил из кармана медаль и протянул ее Лешичу:

– Вот!

– Господи! Я же пропустил Торжественный акт! Как я мог забыть? Поздравляю!

Лешич раскрыл объятия, но вовремя вспомнил, как он одет:

– Давайте-ка я прогуляюсь с вами на кладбище. Дел у меня сегодня мало, и я их все уже сделал. Только переоденусь. Жаль, что Диди не пошел с вами.

– Он, как всегда, готовится к своим процессам.

– Ты так уничижительно говоришь, будто он, как Обломов, валяется на диване.

– Папа отменил поездку в Европу, мама расстроена, – объяснил поведение Сашеньки Володя.

– Тебя никто не спрашивал, – накинулась на младшего брата Татьяна, злившаяся на него со вчерашнего дня.

– Тихо! Лешич, иди, переодевайся, – велела княгиня и повернулась к Тане с Володей: – А ну прекратить склоку.

– Можно я пойду с дядей Лешей? – заявил младший.

– У меня там ничего интересного, – пожал плечами Прыжов.

– Что? Ни одного трупа?

– Я же говорила, он ненормальный! – заверещала Таня. – Я в его возрасте трупов боялась. И до сих пор боюсь.

– Потому что ты глупая, – объяснил ей Володя. – И за что Каретный в тебя влюбился?

– Дурак, дурак! – и Таня ринулась к выходу.

– Возьми Володю за руку, в морг его не пускай, – велела Сашенька Евгению. – А я догоню беглянку. А ты, Лешич, поторопись!

–Таня! Я старше тебя на двадцать лет! А сзади у меня турнюр и юбка до пят! Я не могу за тобой бежать! – кричала Сашенька дочери, пытаясь ее догнать.