Татьяна остановилась. Княгиня, тяжело дыша, доковыляла до нее:

– А теперь скажи, кому из вас шесть лет? Тебе или Володе?

– Он уже всем рассказал про Леню – отцу, Тертию, кухарке. Даже Обормоту, – с возмущением и отчаянием выпалила барышня.

– За Обормота не беспокойся. Во двор мы его не пускаем, соседские коты ничего не узнают.

– Володя в клочья рвет мое счастье.

– Пойми, он хвастается, гордится тем, что вас познакомил.

– Кто? Он? Это вранье!

– Он признался, что очень переживал, вдруг ты останешься старой девой.

– Я?

– Джульетта-то вышла в четырнадцать. А твоя тезка по фамилии Ларина – в пятнадцать.

– Володя слишком много читает. Из-за этого у него мозги набекрень.

– И не только у него. У нас это семейное. Пошли!

– Нет!

– Завтра я еду в Лигово ставить амальгаму и обещаю, что возьму с собой только тебя.

– И мы там снимем дачу?

– Нет!

– Я требую…

– Я тысячу раз уже объясняла. Усадьба Волынских построена на костях. Ты сама только что призналась, что боишься покойников.

– Свежих. Истлевших – ни капельки.

– Послушай, я обещаю, мы снимем дачу. Потому что отец наотрез отказывается ехать за границу.

– Слава богу!

– Но не в Лигово. Более того, совершенно в другом направлении.

– Но почему? Я должна видеть Леню каждый день.

– А так ли он хочет тебя видеть каждый день? Может, ты у него вовсе не одна. А в Лигове воленс-ноленс ему придется. А вот, например, в Сестрорецке… Посмотрим, как часто он будет туда приезжать. Это станет испытанием ваших чувств.

– Ты хочешь насильно нас разлучить. Потому что он не богат.

– Какая ты глупенькая! Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. Всю жизнь. Совсем не так, как дядя Леша. Говорила я ему: «Наталья – тебе не пара».

– А мне не вздумай. Без тебя разберусь.

– Как Нюша? – поинтересовалась у Прыжова Сашенька, когда двинулись к кладбищу. Володю держала за руку, старшие дети шли впереди.

– Спасибо! Беременность переносит лучше, чем Наталья. У той бесконечная водянка и судороги, Илья Андреевич посещает ее буквально каждый день.

– Тоннер?

– Да, я попросил его помочь. Бывшая теща меня даже на порог не пускает.

– Что, и деньги твои не берет?

– Что ты? Деньги для нее – святое.

– А саму Наталью видишь?

– Как-то подкараулил у часовни Ксении Блаженной. После нашего разрыва Наталья стала еще более религиозной, ни одной службы не пропускает. Но говорить со мной не стала. Сказала: иди прочь. Вот я делов-то наворотил! Сам удивляюсь. Но ты ведь про Нюшу спрашивала… Нюша – умница. Всему научилась быстро. И гроссбух теперь сама ведет, и с извозчиками управляется. Даже лошадей сама закупает.

Анне Пшенкиной, к которой ушел от законной супруги Прыжов, от покойного мужа досталось извозопромышленное дело.

– А доход дело приносит?

– Еще какой! Я же говорю, Нюша – молодец.

– Тогда зачем так горбатишься? Света белого не видишь.

– Кто я, по-твоему? Мужчина или нет? Неужели буду законную жену содержать за счет сожительницы?

– Ну хоть на развод подай.

– А смысл? Во всем виноват я. И значит, даже после развода жениться снова не смогу. И что в итоге получится? Два незаконных ребенка? Нет уж…

Пройдя через ворота, они свернули вправо и зашли в церковь.

– Сначала она была деревянной, – стала рассказывать детям Сашенька, никогда не упускавшая возможности просветить детей. – Но в конце прошлого века ее разобрали и стали возводить каменную. По преданию, Ксения Блаженная очень помогала строителям. По ночам тайком приносила сюда кирпичи.

– Почему тайком? – удивилась Татьяна.

Сашенька пожала плечами.

– Потому что их воровала? – предположил младший.

– Не смей богохульствовать! – дала ему по губам княгиня.

Купив свечки, все подошли к распятию:

– А кто у вас похоронен на Смоленском? – уточнил у Сашеньки Прыжов.

– Костик Гневышев, одноклассник Жени. Сегодня ему девять дней.

Сделав несколько поворотов по дорожкам кладбища, процессия подошла к могилам Гневышевых. Лешич и Евгений сняли шляпы, Володя – кепи.

– Кто-то уже приходил, – сказал Женя, указав рукой на огромный венок из свежих роз на могиле Анны Сергеевны. Подойдя к нему, расправил траурную ленту и прочел на ней надпись, – «Простите…».

– Странно. Обычно пишут, от кого венок, – заметил Лешич.

– «Простите…». Кто мог подобное написать? – задумалась Сашенька.

– Как кто? Убийца! – предположил Володя.

Все вздрогнули, потому что схожая мысль посетила не только мальчика.

– Ерунда, – произнесла Сашенька. – Убийцы венки не присылают. Наверное, кухарка принесла, Степанида.

– Кухарка нарвала бы ландышей или наломала сирени. Гляди, сколько ее вокруг. Откуда у нее деньги на чайные розы? – справедливо возразил Прыжов.

– Может, Невельский принес, – задумчиво произнес Евгений.

– Невельский положил бы венок на могилу Костика, – не согласилась с сыном Сашенька. – Все! Хватит о ерунде! Давайте помолимся за упокоение их душ.

Володя торопливо перекрестился, и пока все, закрыв глаза, шептали слова молитвы, обошел могилу Анны Сергеевны, и там, где венок касался креста, заметил торчавшую из еловых веток картонку. Такие для рекламы цветочные магазины кладут в букеты. Он осторожно вытащил ее и громко зачитал: «Оранжерея Эйлиха на Большой Садовой, две сотни видов живых цветов и растений».

– Лешич, ты осматривал останки Капы Гневышевой? – спросила Сашенька, когда шли обратно к воротам.

– Почему спрашиваешь? Снова ведешь расследование?

Сашенька неопределенно пожала плечами, потому что друг сердечный Лешич вслед за ее мужем интерес княгини к криминальным историям не одобрял.

– Ну ты ведь не случайно спрашиваешь про кости, правда?

– Возможно, – опять уклончиво ответила княгиня.

– А если прибавить к этому твою вчерашнюю поездку в Лигово…

– Откуда про нее знаешь?

– Володя рассказал. Якобы лечила там зуб.

– Совсем не якобы. Знаешь, как было больно? Так что с костями?

– Капе Гневышевой они не принадлежали. Девица, останки которой нашли Крутилин и Яблочков, скончалась давно. Так давно, что тело ее успело истлеть, а вот кости еще нет. Пламя пожара их немного обуглило. Вот если бы в доме находилась Капа, живая или мертвая, сыщики нашли бы не кости, а ее обугленное тело.