Но Себастьян и так все понял. Он заметил, что Вадим взял себе меньше воды, чем оставил в канистре, но ничего не сказал товарищу: догадался, что пилот ни за что не согласится, даже если боливиец отдаст ему лишнюю часть своей порции.

– Ну, все, vamos! – подбодрил себя Вадим и двинулся вверх по склону, даже не посмотрев на Себастьяна. На долгие прощания не было времени. Каждая минута бездействия могла стоить жизни им обоим. Склон казался бесконечным, но преодолеть его – это было еще полдела. А вторая половина – найти способ взобраться на отвесную стену каньона.

Чем выше вверх, тем тяжелее идти. Было жарко. Через час после начала восхождения губы Вадима покрылись сухой коркой, а затем растрескались. Он время от времени проводил по ним языком, но язык тоже пересох, и каждое прикосновение к трещинам только добавляло неприятных ощущений. Пилот решил, что пришло время попить воды. Ему хватило воли уговорить себя всего лишь смочить губы и сделать один глоток. Воду нужно было беречь.

Вадим расстегнул комбинезон и снял футболку, подставив свой торс под лучи солнца. Это было рискованно, но Вадим понадеялся, что коричневый загар избавит от солнечных ожогов. Действительно, когда сухой ветер прошелся по открытой коже, стало немного прохладнее. Рукава гонщик завязал на поясе, а футболку пристроил на голове так, что она стала напоминать арабский тюрбан. Шея оставалась открытой. Вадим выпустил край футболки, и он прикрыл шею и плечи. Теперь можно было идти дальше.

Сверху машина казалась небольшой точкой, но у пилота всегда с собой был маленький «цейсовский» бинокль, и Вадим периодически смотрел на болид. Правда, даже в бинокль не было видно, шевелится ли Себастьян или же лежит без сознания. В любом случае, надо было торопиться.

Вдруг откуда-то сверху донеслось хищное жужжание. «Не хватало еще местных насекомых», – разозлился украинец. Но жужжание становилось сильнее, и Вадим понял, что это двигатель. «Вертолет!» – догадался он и обрадовался. Гонщик хотел было закричать, но сил было мало. Сухое горло оказалось неспособным издавать мощные звуки. Тогда Вадим достал свой бинокль и стал искать вертолет в монохромной синеве неба.

Это был небольшой двухместный «Алуэтт» синего цвета, как у организаторов гонки. Правда, когда Вадим рассмотрел винтокрылую машину, его удивило отсутствие опознавательных знаков. Ни логотипа, ни номера, ни красного креста. Впрочем, могло быть и так, что для спасения пришлось нанимать частный вертолет.

– Но как они собираются грузить раненых в двухместный «Алуэтт»? – пробормотал Вадим и, не отрывая глаз от бинокля, медленно развернулся, чтобы спуститься вниз.

Из вертолета вышли двое. Оба индейской внешности. Один среднего возраста, другой – помоложе. Что-то знакомое было у него в лице. Вадим остановился, чтобы внимательнее разглядеть этого человека, И очень удивился. Он узнал его. Это был тот самый официант из столовой, который забирал подносы с объедками. Но почему он здесь? Неужели у работников столовой есть личные вертолеты?

Это было очень подозрительно. Кто же второй? Вадим, на всякий случай, остановился и присел, чтобы стать менее заметным на практически открытом склоне.

С большого расстояния не было слышно, о чем говорят люди, прилетевшие на этом вертолете.

– вспомнил гонщик старую детскую песенку и вполголоса напел ее.

Что-то много было воспоминаний из детства в этот совсем не по-детски тяжелый день. То, что он вскоре увидел в бинокль, действительно напоминало кино. Отснятое в жанре фильма ужасов.

Второй человек, прилетевший на вертолете, появился из-за перевернутой машины. Вадим все еще не мог рассмотреть его лицо. Человек яростно жестикулировал: он, видимо, о чем-то спорил с индейцем-официантом. С того места, где находился Вадим, разговора не было слышно. Слишком большое расстояние отделяло гонщика от его автомобиля. Но он все мог видеть. Бинокль был достаточно мощным, чтобы позволить разглядеть детали.

Двое пришельцев, похоже, говорили между собой на повышенных тонах. Тот, который вышел из машины, оживленно размахивал руками и вышагивал быстрыми и широкими шагами вокруг товарища, официанта из походной столовой. Вадим заметил, что этот подозрительный официант лишь слегка открывает рот и время от времени разводит руками. «Явно оправдывается, – догадался Вадим. – Значит, другой в этой паре старший». Он так и назвал его про себя – Предводитель.

Вадим перебросил бинокль чуть правее, чтобы увидеть, что делает Эспиноза. Комиссар по-прежнему лежал на том самом месте, где его оставил пилот. Себастьян тянул вверх свою единственную действующую руку, как будто собирался поздороваться с гостями. Или же хотел от них защититься.

Те продолжали спорить и словно не замечали лежащего на земле человека. Но потом нервный предводитель этой загадочной пары подскочил к Себастьяну и схватил его за руку. Он долго тряс ее, потом бросил. Спасатели так себя не ведут. Человек встал в полный рост, приложив руку ко лбу козырьком. Он явно разыскивал кого-то. «Меня», – понял Вадим и на всякий случай лег плашмя на землю. Надо сказать, вовремя, потому что официант протянул своему боссу бинокль.

В линзах блеснуло солнце. Оно светило как раз в глаза наблюдателям. Прямо в линзы. Загар, практически в тон каменного склона, а также невыгодный для наблюдателей ракурс позволили Вадиму остаться незамеченным. Предводитель этой парочки продолжал безуспешно водить своим биноклем из стороны в сторону. А Вадим на минуту отложил в сторону свою оптику. Когда он взглянул в нее вновь, то увидел, как двое перетягивают грузного Себастьяна на выступ одинокой скалы, о которую машина ударилась лобовым стеклом. Сердце Вадима тревожно забилось. Включились древние страхи и инстинкты. Что-то должно сейчас произойти, почувствовал он. Но инстинкты – это бессловесные советчики. Когда они управляют телом, разум замолкает. «Лежи и смотри», – успел Вадим отдать приказ самому себе. Двое внизу уже не обращали внимания на осыпавшийся склон каньона. Наверное, Эспинозе было очень больно, но он не шевелился, если не считать редкие жесты правой руки. А может быть, у него был перебит спинной нерв, и он вообще не чувствовал ничего. Почти ничего.

Эспиноза уже лежал на камне. Предводитель резким движением попробовал разорвать у него на груди комбинезон. Тот не захотел поддаваться. Тогда другой, Официант, расстегнул змейку, деловито поправляя складки на животе комиссара. Они мешали Эспинозе одеваться и точно так же не давали раздеть комиссара, махавшего правой рукой. Когда индеец справился с комбинезоном, он сорвал с беспомощного человека футболку. Вадим заметил, как, отлетая в сторону, она мелькнула надписью «We never stop». А дальше…

А дальше в руках Предводителя вдруг показался предмет, напоминавший штык или шило, только гораздо большего размера, почти как меч. Он взял его за рукоятку обеими руками и, что было сил, вонзил страшное оружие в обнаженную грудь Эспинозы. Вверх брызнул фонтан крови. Рука Себастьяна задергалась в конвульсиях, а потом безжизненно, как плеть, упала вниз. Кровь долго не останавливалась, но Предводитель даже не старался уклониться от красного потока. Он возился возле убитого комиссара, но что именно делал убийца, Вадим так и не рассмотрел, поскольку тот повернулся к гонщику спиной. Официант подбежал к вертолету и вскоре извлек из кабины нечто, отдаленно напоминавшее контейнер. Судя по серому блеску, он был сделан из металла. Помощник услужливо, как и подобает обслуживающему персоналу, открыл металлическую крышку и посмотрел на своего шефа. Предводитель развернулся и высоко вскинул правую руку. В его ладони лежал бесформенный красный кусок плоти, с которого стекала кровь. Это было сердце Эспинозы. Алые ручьи текли вниз по запястью и одежде человека с ножом. Он поднимал вырванное сердце вверх, а его губы бормотали неизвестные слова. Ассистент упал на колени. Все это напоминало какой-то ужасный кровавый ритуал. Наконец Вадим сумел рассмотреть лицо Предводителя. И ужаснулся. Невозможно было поверить! Человек с чужим сердцем в руке – Норман! Широкие скулы и слегка раскосые глаза на коричневом лице. Обычно они светились добрым и умным блеском, но сейчас в них была только злоба и ненависть. Да, это Норман! Шокированный Вадим чуть было не выронил бинокль. Когда он снова взглянул в него, попробовал взять себя в руки.