Всё вокруг меркло, и сквозь страницы хроник Рето видел синее море и сказочную Акру – её грязные дома, рынки, мечети, порт и башни крепости. Рыцарское войско осаждало город, изнывая от жары и зловония, ползущего из трупного рва у Проклятой башни. Крестоносцев косила малярия, не щадившая ни вельмож, ни епископов. Под стенами Акры купцы из Бремена и Любека устроили лазарет для соотечественников. Его разместили в старом корабле, брошенном у прибоя. Вокруг лазарета сложилось братство немецких рыцарей. Оно и стало Тевтонским орденом – третьим орденом в Святой земле. Рыцари ордена Храма, тамплиеры, разделили с тевтонцами долг борьбы с язычниками, а рыцари ордена Святого Иоанна, госпитальеры, – обет спасения немощных.

Рето читал Сигельду орденские хроники и думал, что в каком-то смысле Сигельд тоже немощный. Он слаб духом. Он боится. Как брат Тевтонского ордена, Рето обязан защитить и спасти его.

Рето не мог забыть поцелуя, которым одарил его Сигельд, когда погибал Средний замок. В том порыве, несомненно, приоткрылось нечто большее, чем простая благодарность. И однажды вечером, прощаясь после долгой работы над рукописями, Рето вернул Сигельду то, что получил от него в арматориуме.

С тех пор в их келье было тепло, хотя декабрь не обратился в июль. Рето иногда гладил друга по волнистым волосам, в которых горели искры от свечи, и чувствовал, что душа итальянца доверчиво предаётся его душе, будто ищет убежища. Ничего иного не случалось, но уста Сигельда безмолвно тяжелели.

Сигельда угнетала осада замка. Понятно, что от поездки в Пруссию он не ожидал такой опасности. Рето представлял себе благословенную Италию, где никогда не бывал. Там всё в цветах и зелени, а храмы и крепости как бы воздушные – сотканные из хрупких каменных кружев. Итальянские рыцари изящны и учтивы; они окованы тонкой и блестящей фигурной бронёй и не сражаются, а танцуют, кланяясь своим благородным соперникам.

– Мы погибнем? – как-то раз тихо и печально спросил Сигельд.

Вот тогда Рето и обнял его, ощущая себя огромным и могучим:

– Нет, мы не погибнем.

Он не хотел, чтобы причиной их любви стал страх смерти.

– А кто нас спасёт? – Тоскующие глаза Сигельда умоляли о надежде.

Рето знал, в чём заключается надежда. В Ордене об этом знал не он один, хотя посвящённых было немного: магистр, комтуры и капеллан брат Этцель.

– Если хочешь понять, надо читать хроники, – мягко пояснил Рето.

Всё началось там, на Святой земле, ровно двести лет назад. Тогда Акру охватило безумие – война христиан. Алчные торговцы Венеции разодрались с ненасытными торговцами Генуи. За генуэзцев вступились госпитальеры, а за венецианцев – тамплиеры и тевтонцы. По кривым улочкам Акры двинулись огромные осадные машины, разваливая дома на груды кирпичей. Тучи пыли и дыма заволокли знойную синеву небес, и над плоскими крышами полетели камни, выброшенные баллистами. Отряды латников рубились на глинобитных площадях перед мечетями, соборами и синагогами. В конце концов генуэзцы и госпитальеры потерпели поражение. В разорённой обители святого Саввы тевтонские рыцари обнаружили святыню госпитальеров, брошенную теми при бегстве, – меч Лигуэт из сокровищницы Тивериады.

Сигельд внимал затаив дыхание. А Рето забыл о полутёмной келье и тающем огоньке свечи. Он был сейчас на другом краю земли, в изнурённом жарой Леванте, в страстных временах крестоносцев. Он не слышал, как за окном вдоль багровых стен Мариенбурга свистят холодные жулавские ветра.

Тевтонцы укрыли заветный меч в своей резиденции – в замке Монфор, что стоял среди высоких холмов Галилеи, заросших ливанскими кедрами, на крутом и скалистом отроге. Но уединённому замку стали угрожать мамлюки султана Бейбарса. Бешеные воины с тюрбанами вокруг острых шлемов брали твердыни крестоносцев, будто срывали яблоки с яблони. Вскоре они осадили Монфор. Они влезли по склонам холма и обрушили переднюю стену замка. Тевтонцы отступили в цитадель. Силы были неравными, а подземные кирпичные цистерны Монфора обсохли без воды. Но сокровищницу Ордена оберегал рыцарь Конрад фон Фейхтванген. Он и взял в руку Лигуэт.

– Чем мог помочь один меч против тысяч? – удивился Сигельд.

Глаза Рето зажглись тёмным пламенем торжества. О, сокровище Ордена! Меч, рассекающий всё на свете и освобождающий от вины!.. Но не только!

– Этот меч создаёт воинов, которым нет равных, – прошептал Рето. – Греки называли их анастифонтами. Если вонзить Лигуэт в сердце человеку, то человек умрёт и станет анастифонтом. Он исполнит любой приказ того, кто владеет священным мечом. Он не изменит, не обессилит и ничего не убоится. А когда Лигуэт принимает в своё сердце немец, он воскресает тевтоном.

Двенадцать рыцарей в осаждённом Монфоре открыли сердца для удара Лигуэта, и защитники замка были спасены. Как дикие демоны самума, двенадцать тевтонов прорубили для товарищей путь сквозь ряды мамлюков, и рыцари Монфора вырвались из окружения. Они вынесли с собой и Лигуэт.

– Войну не выиграют даже великие воины, – сказал Рето. – И народ не покорить единственным мечом, пусть и священным. Но Лигуэт – перо ангела. Порой достаточно и лёгкого пера, чтобы чаша весов перевесила. И слабому человеку всегда нужна вера, что это перо, когда надо, опустится в его чашу.

– Тот ангел был падшим.

Рето не заметил, что Сигельд знает больше, чем ему было рассказано.

– Вот потому Лигуэт хранится в соборном реликварии, а не вложен в ножны у пояса Верховного магистра.

Конрад фон Фейхтванген понял, что мамлюки изгонят крестоносцев. Он забрал Лигуэт и покинул Палестину. Он возглавил войско Ордена в Пруссии. В этой дикой стране Конрад увидел новое отечество для тевтонцев. Потеряв один замок – Монфор, он основал другой – Мариенбург. Через несколько лет племянник Конрада, Верховный магистр Зигфрид фон Фейхтванген, перевёл столицу Ордена в Мариенбург и поместил Лигуэт в реликварий собора.

– Он и сейчас там? – спросил Сигельд. – Его никто не брал?

– Его извлёк только Генрих фон Плауэн. И я рассказывал тебе зачем.

– Он отстоял Мариенбург после поражения под Танненбергом?

– Да, – кивнул Рето. – Фон Плауэн взял меч и создал четырёх тевтонов, которые во время штурма отбили у поляков Резную и Войтовскую башни. Тех тевтонов поляки изрубили на куски, но защитники замка вернули себе ворота и спасли свой дом. Однако для старых рыцарей, которые не видели страшного поля под Танненбергом, поступок фон Плауэна был святотатством. И магистра бросили в тюрьму. А священный Лигуэт и ныне лежит, где и должно.

Сигельд вскочил из-за стола и прижался горячим лбом к холодной стене.

– Скажи, любимый, – глухо попросил он, еле сдерживая рыдания, – если придёт беда, магистр Людвиг осмелится поднять Лигуэт и спасти нас?

Рето подошёл сзади, обнял Сигельда и поцеловал в висок.

– Я не знаю, мой свет, осмелится ли ради нас брат Людвиг, – прошептал Рето. – Но я ради тебя осмелюсь.