Желание врезать ему было очень велико, нозаразвязывание драки грозила дисквалификация. Поэтому япросто повысил голос игромко, награни крика, сказал:

—Яотвечу, когда тыбудешь валяться налопатках наэтом песке!— яспециально привлёк внимание Аркадия Парлина, управляющего Краснодарской Ареной, который бегал неподалёку ираздавал последние указания. Нужно было, чтобы онвправил мозги своему бойцу. Я-то ужточно неброшусь вдраку, нозаэтого алкоголика поручиться немогу. Аесли Пятьдесят Седьмой слетит сбоя ещё доего начала, томоя ставка несыграет ипятьдесят тысяч сгорят впустую.

—Тынакого нарываешься⁈— взревел Пятьдесят Седьмой исжал кулаки. Номой расчёт оправдался— Аркадий услышал, что назревает буря, иподскочил кнам свзволнованным лицом. Без какого-либо предупреждения онсразу отвесил Пятьдесят Седьмому сильную пощёчину, итот моментально сдулся ижалко заскулил:— Даоннеотвечает!

—Иправильно делает!— отрезал Аркадий.— Тымне бой хочешь сорвать? Ятебе что говорил? Ятебе что говорил⁈ Сиди тихо иневысовывайся, аесли рыпнешься— ятебя сгною! Вышвырну сАрены, итыбольше никуда бойцом неустроишься! Тебя больше ниодна Арена невозьмёт! Даявтебя запоследние дни столько денег вложил, аты!…— оняростно зашипел, всплеснул руками иповернулся комне:— Если будет приставать, немедленно зовите меня!

Якивнул иснова прильнул кщели между стальными дверями. Над зрительным залом висели два огромных экрана, накоторых сразных ракурсов транслировалась Арена. Яперевёл взгляд наГолицына ивдруг заметил натретьем ряду князя Карпова, рядом сним сидела его жена— бывшая стриптизёрша из«Сладкой вишенки», или как там тот клуб назывался? Оеёпрошлом невозможно было догадаться— настолько представительно она сейчас выглядела. Авот Карпов был слегка потрёпанным, анаего правой щеке краснели свежие царапины— видимо, загул непрошёл для него безнаказанно.

Прошло ещё минут пятнадцать, иработники Арены попросили меня отойти всторону— кдверям вышел конферансье вчёрном смокинге, цилиндре истростью. Металлические створки разъехались, ионшагнул вперёд. Зрительный зал взорвался аплодисментами— некоторые люди восторженно повскакивали сосвоих мест изаорали что-то одобрительное. Конферансье глубоко поклонился ипроизнёс:

—Ярад приветствовать вас наКраснодарской Арене! Сегодня высможете собственными глазами увидеть легендарный бой! Один изнаших лучших бойцов, Пятьдесят Седьмой номер, сразится снеоднозначным, но…— конферансье выдержал театральную паузу.— Ноневероятно смелым аристократом, этого мыунего точно неможем отнять! Марком Ломоносовым! Его фамилия наслуху увсей Империи после боя наМосковской Арене!— зрители закричали, затопали иповскидывали плакаты— восновном там были оскорбления вмою сторону. Конферансье снарочитым разочарованием покачал головой, приложил ладонь куху ипропел:— Неслышу! Почему так тихо⁈

Поднялся такой шум, что уменя заложило уши. Люди бесновались, напирая напередние ряды. Вкакой-то момент мне показалось, что зрители вывалятся наАрену изатопчут ведущего. Нонет, спустя пару минут они успокоились, ожидая продолжения, итогда конферансье прогремел навсё огромнейшее помещение:

—Встречайте! Наш первый боец— Пятьдесят Седьмой!— онотступил, икнему изтемноты закулисья шагнул амбал спропитой рожей. Уболвана тряслись руки иопухла рожа отпохмелья, апод глазом виднелся синяк, который неособо удачно пытались залить тональником гримёры. Зрители встретили его одобряющими криками игромкими аплодисментами, иПятьдесят Седьмой гордо выпятил грудь. Конферансье улыбнулся ипродолжил говорить:— Атеперь наш второй боец— Марк Ломоносов!

Явыступил наАрену, ивтожемгновение иззала вылетело несколько помидоров— благо, они доменя недолетели, врезались вневидимый защитный экран. Зрители снегодованием взвыли, выкрикивая проклятия. Были, конечно, икрики поддержки, ноони терялись нафоне общего недовольства. Кампания Голицына, направленная нато, чтобы угробить мне репутацию, прошла успешно. Янеотреагировал нареакцию зрителей— сдостоинством поклонился, удержав налице невозмутимую мину, ивстал напротив Пятьдесят Седьмого.

—Бой без применения магии иоружия! Жить или умереть проигравшему решает управляющей Арены— Аркадий Васильевич Парлин! Истинно гладиаторский бой!— возвестил конферансье иотступил назад. Железные двери сгрохотом съехались. МысПятьдесят Седьмым остались наАрене одни. Голос конферансье откуда-то сверху велел:— Начинайте!

Явключил Сканирование— способность, которая позволяла мне узнать слабые места любого противника. Вэтот раз еёактивирование прошло легко ипочти безболезненно— помогла энергия, которую япоглотил изкристаллов прямо перед сражением. Откат, конечно, будет, ноуже ненастолько мучительный. Япосмотрел наПятьдесят Седьмого иухмыльнулся. Ха, ядаже несомневался— он, как идва его коллеги, скоторыми ясражался ранее, использовал магический доспех. Так что технически— никакого обмана, мыквиты.

Несколько раз Пятьдесят Седьмой попытался меня атаковать, нояуходил всторону, анализируя его слабые точки. Первая— печень, убедолаги прогрессирующий цирроз. Дакак онвообще жив исражается? Сидит налечебных зельях? Один удар попечени— ионтруп. Если несейчас, токутру точно. Нет, невариант, мне нужно, чтобы онвыжил. Тогда, может быть, шестой позвонок? УПятьдесят Седьмого была старая травма шеи. Опасно. Янесмогу идеально рассчитать силу удара, высок риск сделать его инвалидом, что тоже невходит вмои планы. Уязвимых мест уПятьдесят Седьмого было много, номелкие янерассматривал— требовалось моментально вывести его изстроя, анеизбивать напотеху публике.

—Сражайся, трус!— прорычал он, когда явочередной раз ушёл отатаки. Зрители возмущённо загудели, имхотелось хлеба изрелищ. Япроигнорировал ихиещё раз осмотрел Пятьдесят Седьмого сног доголовы. Оставался единственный вариант: сперва ударить поягодичному нерву, апотом— выбить правое плечо ипрокрутить сустав. Несмертельно, ноочень иочень больно. Так что, когда Пятьдесят Седьмой снова ринулся ватаку, яподнырнул ему под руку, крутанулся иврезал ему боковым ударом позаднице исразу следом— взял взахват правую руку, дёрнул исильно выкрутил.

Глаза Пятьдесят Седьмого закатились, оннамгновение потерял сознание иочнулся уже наземле— налопатках. Онпопытался подняться, нотело его неслушало: ноги бессистемно подёргивались, амышцы повсему туловищу мелко сокращались. Зрители бесновались: содной стороны, они ругали меня начём свет, асдругой— радовались, что ихставки сыграли, потому что большая часть поставила именно намою победу.

Железные двери разъехались, наАрену вышел конферансье иАркадий Парлин. Постепенно публика замолчала, ивзале повисла тишина.

—Жизнь или смерть?— громогласно спросил ведущий.— Это нам скажет наш уважаемый управляющий!

Тысячи взглядов скрестились наАркадии Парлине— онмедленно поднял руку свыставленным большим пальцем ирезко опустил его вниз. Яструдом сдержал эмоции— гадёныш, онобещал, что никого убивать непридётся! Пятьдесят Седьмой уже немного очухался ишокированно пялился насвоего хозяина— предательство поразило его доглубины души. Зрители заволновались, начали просить опощаде— как жетак, без заботливого отца останется семеро детишек! НоАркадий Парлин был неумолим.