— Как Карлсон. — Дуреха моя застыла. Казалось, даже дышать перестала.

— Черт, а я думал, что выгляжу лучше, чем он. — Мои пальцы сместились чуть выше. Размяли затекшие женские плечи. Прошлись по рукам. И как самолет на базу — снова вернулись на грудь.

Что и следовало доказать — сиськи у нее лучше, чем содержимое черепушки.

— Ты на комплимент напрашиваешься? — вырвалось у Польки со стоном.

— Я бы сказал, на что, но обещал сегодня быть паинькой. — Прижался затылком к холодной плитке за спиной. Не остужала совсем, а надо было. — Знал бы, что сидеть с тобой рядом не так просто, как кажется…

— Я правда не в форме, — Полька снова попыталась обернуться, но я удержал.

— Кто говорит о сексе? Отшлепать я тебя хочу. Как Сидорову козу. Чтобы задница горела и мысли на место вставали.

— А если без рукоприкладства?

— Боюсь, другие способы я уже испробовал, но ты все равно видишь лишь то, что хочешь.

— А можно видеть что-то еще?

Я уставился на встроенный в подвесной потолок светильник. Простой, как грабли, кругляш. Ни тебе кованых узоров, ни хромированной стали. Стоил, наверное, тоже копейки, а света хватало на всю ванную комнату. Вот бы так и со словами — сказать, и все ясно, все по своим местам.

— Поль, ты серьезно думаешь, что я бы бросил тебя и своего ребенка? На самом деле в это веришь?

— Это была моя идея. — Она села. Обхватила руками колени, словно внезапно замерзла. — Мне она до сих пор кажется хорошей. Ни о чем не жалею.

— А вот я жалею. — Чуть не выплеснув половину содержимого ванны, я тоже сел. Грудью к спине. Кожей к коже. Невозможно было находиться рядом и не чувствовать ее. Ломало сразу. — Жалею, что не увез тебя в прошлый раз. Злюсь, что не забрал в самый первый.

— В тот раз тебе было нельзя. Мне рассказали про облаву и ваши с Басманским проблемы. — Поля, как обычно, словно не услышала главного. — Ты ведь из-за них за двенадцать лет лишь раз прилетал?

— Да. А еще из-за того, что был идиотом.

— Тогда… дважды идиотом, — прошептала она едва слышно. — Я развелась через месяц после той нашей встречи на лестнице.

Я закрыл глаза, зарылся носом в волосы. Медленно вдохнул.

— Из-за меня?

Приложило. Круче убойной дозы алкоголя или лопаты по голове. «Развелась», «через месяц» после двух минут наедине.

И кто тут размышлял про бабскую дурость? Я ведь мог почувствовать! Не разозлиться тогда, не сыграть в благородного хера, который не трогает чужое. А припереться к ней снова. Посмотреть в глаза и понять… все понять! На целых шесть лет раньше. На шесть адовых лет раньше!

— Из-за себя, — опять заговорила Поля. — До тебя казалось, что у нас все хорошо. Крепкий брак, много общего. А потом… Как в сказке про поросят, которые домики себе строили из соломы, веток и кирпича. У нас с Вовкой как раз все из соломы и соплей было. С виду ничего, а дунь — развалится.

— Но дунул именно я.

Прижал ее к груди покрепче.

— Не вини себя.

— Угу…

— У меня жуткий период был… Как пелена с глаз спала. Все планы, все мечты рухнули. Можно было за тобой рвануть, но я такая разбитая оказалась. — Она брызнула водой на лицо. — Развалина в двадцать пять. Не узнавала себя. Что надо, не знала. Выплывала как могла.

— Полька моя, родная.

Невозможно было держаться дольше. Просто обнимать ее, чувствовать нутром, как хреново, и ничего не делать.

Бессилие на части рвало. Требовало развернуть, в глаза сказать, что был дебилом, — знал ведь, какая она. Как облупленную знал. А потом зацеловать и стереть из памяти все плохое.

Гудвин, бляха муха! Питерская версия.

— Леш, я так устала тебя ждать каждые шесть лет.

Поля сама откинула голову мне на плечо. Прижалась щекой к щеке, и я кожей почувствовал капли. Теплые. Гораздо теплее, чем остывшая вода под нами.

— Я знаю, — прохрипел, как больной ангиной.

— А еще… Если не сделаешь ребенка сейчас, я затребую тебя в свое полное распоряжение. Вот приеду к твоей королеве и попрошу отдать! Она женщина. Поймет.

— Я сам сдамся.

Все же не выдержал. Развернул ее. Снова откинулся на спину, распластав на себе эту сумасшедшую, и губами принялся стирать слезы.

Без рук. Без того, что ныло внизу и буравило Полькин живот. Целомудренно, как последний импотент. И дурея от того, какая она потрясающая. Охренительная в своей честности. Только моя. Собственная. Всегда.

Поля

К хорошему, говорят, привыкаешь быстро, но вот к счастью лично мне привыкнуть было непросто. Особенно к импортному, двухметровому, которое нагло превратило мою крохотную квартирку в филиал своего офиса, отжало две трети кровати, а еще храпело над ухом каждую ночь.

Зря я все-таки в ту ванну полезла. Лучше бы вывернула желудок на модные Лехины туфли и презентовала пакеты с провиантом престарелой соседке. Хотя…

Вру! Все не зря.

После пенных откровений у меня в голове словно служба клининга поработала. По-прежнему было непонятно, к какому берегу движутся наши с Лехой отношения. Но теперь мы были в одной лодке: немного шальная от радости я и самоуверенный, привязавшийся ко мне намертво Крамер.

С первого же утра после разговора Леха взял под свой контроль каждую минуту моей жизни.

— Как здоровье, душа моя? — стоило разлепить глаза, навис надо мной он. Подозрительно выбритый и свежий.

— Хо-ро-шо… — Мозг проснулся еще не до конца, и этого бодрого мерзавца хотелось послать подальше.

— Как наш желудок? Не тошнит? — он склонился ниже, словно у меня в глазах можно было прочесть, как дела у всего организма. Диагност хренов.

— Не-е-ет…

Чувствуя подвох, я попыталась натянуть на себя одеяло. Не самое простое мероприятие, учитывая, какая махина надо мной висела, но грудь удалось прикрыть.

— Голова не болит? На унитаз больше не хочется?

— Есть хочется, кофе… И спать!

— Значит, никакого больше токсикоза?

Мое четкое «спать» кое-кто не слышал в упор. Вероятно, этот кое-кто нашел тесты на беременность, которые я делала ночью.

Лучше бы все-таки спала, а не потрошила Лехин пакет из аптеки. Пустое занятие. Тесты все равно пока делать было рано, даже если они безумно дорогие и с пометкой «ультрачувствительные». Только время зря потратила и расстроилась.