— Это лучшее место на Земле.

— Знаю. Но я не об этом.

— А о чём?

Она помолчала, крепче сжала его ладони, впивая в них ноготки:

— Ты любишь меня?

Он бессильно свесил голову:

— Люблю…

Ветер закружился вокруг них, отскакивая от стен, роняя хвоинки, заиграл волосами девушки. Она взялась за его колючий подбородок, приподняла, заглянула в глаза, из которых неудержимо текли слёзы. Улыбнулась горечью невысказанных слов и поцеловала. Бродяга-ветер проник под одежду, унося с собой остатки тепла. Они придвинулись, прижались друг к другу. Замерли, стремясь наполниться друг другом до краёв. Осознавая, что, может быть, такого больше не повторится никогда.

— Te amo, te amo… — вливала она в его душу старые, как мир, слова.

А он не понимал, чем заслужил такое счастье. Песня убитого певца лилась в голове:

«Скажи, откуда ты взялась, моя нечаянная радость.

Моя неведомая страсть, горькая, а сладость,

Нарушив мой земной покой, ты от какой отбилась стаи?

И что мне делать с тобой такой, я не знаю.»

— Ты только поклянись мне… — шептала она, гладя его шею и плечи.

— Что? — не отпускал он её.

— Что не бросишь меня, что не оставишь. Что придёшь за мной, если будет нужно.

— О чём ты говоришь?

— Неважно. Поклянись мне…

В горле Олега возник тугой ком:

— Клянусь.

Она медленно отодвинулась:

— Спасибо.

Он так не хотел отпускать: словно сухожилия перетянули верёвками. С великим трудом разжал пальцы, опустил руки. Она отошла, отвернулась снова:

— Нужно возвращаться, Олег. Времени совсем не осталось.

***

Спустя час вернулись. Прошли в камеру, в которой содержался узник. Лидер повстанцев лежал навзничь, перевязанный полосками ткани. Рядом колдовал лекарь. Увидев Заэттру, поклонился и, после одобряющего кивка, вышел. Краснов залез на нары рядом с головой. Склонился, увидел ровную пульсацию шейной артерии.

— Меренаки…

Великан, будто робот-трансфомер из фильмов Майкла Бэя, лежал не шевелясь и не открывая глаз.

— Дружище, очнись. Мы пришли за тобой.

И потеребил его за плечо. Реакции не последовало.

— Да что ж такое-то, — не вытерпела Заэттра и крикнула: — Подъём, солдат! Встать, смирно!

Узник дёрнулся, едва не придавив лилипута, повернул голову, с трудом разлепил опухшие веки. Увидел девушку:

— Ты!

— Я! Не передумал ещё убивать? Тогда вперёд.

— О, такой шанс я не упущу!

— Ну, так долго мне ещё ждать?

Великан упёрся руками в нары, согнулся. Перекинул ноги, медленно и мучительно встал. Шагнул, сжал кулачище, чтобы обрушить на неё и превратить в лепёшку. Заэттра не отступила, лишь скрестила руки на груди.

Краснов спрыгнул на пол и встал между ними:

— Меренаки, стой! Я тут, посмотри на меня!

Великан, наконец, разглядел человека, охнул:

— Олег? Ты как тут оказался?

— Неважно, дружище. Мы пришли, чтобы вытащить тебя отсюда.

— Вы? Так вы, что же, вместе теперь?

— Да, да, да! Но вопросы потом.

— Отойди.

— Нет.

— Отойди!

— Нет!

— Ну, как угодно.

Отпихнул его ножищей, от чего тот упал, занёс кулак. Заэттра холодно смотрела на великана снизу вверх. Краснов вскочил, словно пружиной подброшенный прыгнул, сжал её в объятиях. Кулак застыл у них над головами. Заэттра незаметно для пленника выдохнула, причём от человека это не укрылось. Меренаки вдруг ослаб и закачался. Ещё немного, и он рухнул бы без сознания. Начавшие было рубцеваться раны чуть не открылись снова. Узник отступил, прижался спиной к стене. Краснов тут же подошёл к нему.

— Как ты себя чувствуешь?

— Уже лучше.

— Идти сможешь?

— С ней? Ни за что.

Заэттра фыркнула.

— Меренаки, пожалуйста, доверься мне. На споры нет времени. Я всё объясню в пути. Скажу только, что твой мир в опасности и нуждается в твоей помощи.

— Как ты не поймёшь! Я не могу ей доверять! Заэттра — слуга Белионда, его палач. Ты не знаешь, на что она способна.

— Заэттра тебя с того света вытащила. Но я не прошу довериться ей. Я прошу довериться мне, дружище.

— Тебе?

— Ты ведь тоже жизнь мне спас. Мне, Илеси и Вилену. Не раздумывая, пожертвовал собой ради нас. Ну, как я могу отплатить тебе предательством? У людей говорят, что глаза — это зеркало души. Так посмотри мне в глаза! Что ты видишь в них?

Меренаки поднял голову. Смотрел долго через щёлки набрякших сизых век. Олег выдержал взгляд этого уставшего, надломленного великана. Узник медленно встал, опираясь рукой о стену:

— В твоих глазах я вижу надежду. Этого более чем достаточно.

— Спасибо, друг. Я не разочарую тебя.

— Я верю. Так куда мы идём?

— Подальше отсюда. Заэттра, действуй.

Она подошла к двери:

— Стража!

Вошли Балдуин и Келади. Поклонились:

— Наместница.

— Надеть на него кандалы.

— Слушаемся!

Тюремщики загремели железом. Надели цепи на щиколотки и запястьи заключённого.

— Вывести из камеры.

Балдуин и Келади переглянулись:

— Но, как же это, ваша мудрость? Ведь есть приказ.

— Здесь я раздаю приказы. Выполнять.

— Есть.

Меренаки взяли за локти, рывком поставили на ноги. Тот побелел, сдержав стон. Грубо вытащили наружу.

— Куда его?

— В караульное помещение.

Надзиратели ещё раз тревожно переглянулись, но смолчали. Повели пленника подземными казематами мимо других камер. За одной из них Лироден всё так же убивался своей незавидной участи. Меренаки тут же навострил уши и напрягся.

— Вот же неугомонный! — недовольно заметил Балдуин.

— Точно! — поддакнул ему Келади. — Надо бы с ним побеседовать так, чтобы до него, наконец, дошло.

Меренаки бросил умоляющий взгляд на Краснова. Олег заколебался было, но Заэттра быстро сообразила:

— Этого тоже заковать и на выход.

Тюремщики явно что-то заподозрили, но не решились возразить. Отперли клетку, вывели пленника. Увидев своего лидера, тот распахнул глаза, а опустив их вниз, затрясся. Заэттра внушала ему дикий ужас. Олегу стоило больших усилий сделать каменное лицо и не выдать своих эмоций.