– Я родился в квартале Огикубо, Ёкота, – сказал он мне.

Меня поразило это признание. Квартал Огикубо находился на западной окраине Токио. Сам я родился и жил в квартале Коэндзи, совсем недалеко от дома моего командира. Он ходил в муниципальную среднюю школу номер 6. Какое совпадение! Чтобы добраться до нее, ему приходилось ездить по той же самой линии пригородной электрички, по которой часто ездил и я. В вагонах я часто встречал ребят из этой школы. Возможно, мы однажды даже разговаривали друг с другом! Сколь неожиданны превратности судьбы – двум людям, родившимся совсем недалеко друг от друга и шедшим по жизни различными путями, суждено было встретиться не где-нибудь, а на курсах подготовки водителей «кайтэнов»!

Дети в Японии воспитываются в исключительном почтении к своим родителям, но Миёси и здесь оставался для нас образцом для подражания. Он почти ежедневно писал письма домой своей матери и часто разговаривал о ней с нами. Его сыновняя почтительность не знала границ, мы просто любовались ею. Поэтому я представлял, что он чувствовал, когда рассказал мне, что во время своей поездки домой не застал дома матери. В это военное время не так-то просто было раздобыть еды. Царила строжайшая карточная система, да и по карточкам все пайки были урезаны едва ли не наполовину. Люди старались в дополнение к этим пайкам достать хоть что-нибудь еще. Мать Миёси отправилась на другой конец Токио, в Сибу, к западу от столицы, чтобы раздобыть там немного овощей на огороде у родителей своей подруги, которые жили на длинном полуострове на берегу Токийского залива. Когда Миёси рассказали об этом соседи, он бросился на кушетку в своем домике, охваченный отчаянием.

Он показал мне фотографию своей матери, которая было просто красавицей. Он рассказывал мне, что у него никогда не было возлюбленных, в его сердце всегда царила только она. Я по-хорошему позавидовал ему. Моя мать умерла, когда мне было пять лет. Мои чудесные сестры постарались заменить мне ее, но обожание во взгляде Миёси, которым он смотрел на фотографию, помогло мне понять, чего лишился я, вырастая без любимой матери.

Как и я, Миёси мог провести дома только один день. Когда истекал последний час этих суток, мать его, к счастью, вернулась. Им удалось побыть вместе только двадцать минут, пока они ждали на вокзале поезд, который должен был унести его назад в Хикари. Каким ударом будет для этой женщины, когда она узнает о гибели своего сына. Она никогда не узнает о том, каким отважным воином и чудесным товарищем он был, как все мы, его подчиненные, восхищались им. Военно-морское министерство, скорее всего, не будет посвящать ее в подробности происшедшего, просто известит, что он «погиб в бою». Не узнает она и о том, при каких обстоятельствах он погиб, поскольку и все мы тоже погибнем.

Думая об этом, я, все еще всхлипывая, едва не налетел на лейтенанта Мияту. Заместитель командира базы уже знал о происшедшем. Без сомнения, он был печален, но со мной разговаривал резко и почти грубо. Пожалуй, именно так со мной в тот момент и надо было говорить.

– Твои слезы не помогут твоему погибшему командиру, Ёкота, – сказал лейтенант Мията. – Не помогут они и тебе.

Поскольку я продолжал всхлипывать, он заговорил еще более жестко:

– Твоя страна еще больше нуждается в тебе сейчас, когда она лишилась двух подготовленных бойцов «кайтэнов». Я вам много раз повторял, что боец должен идти вперед, несмотря ни на что, даже если ему приходится ступать по трупам своих любимых товарищей.

Сделав над собой усилие, я кое-как смог успокоиться. Но беда не приходит одна. Заболел и не мог принимать участие в операции старшина Като. Некоторое время тому назад он уже побывал в лазарете после столкновения его «кайтэна» с подводной лодкой, шедшей в погруженном состоянии. Очевидно, напряженная подготовка трех последних недель окончательно измотала его, и так-то не слишком крепкого человека. Мы все не раз советовали ему обратиться к врачам, но он и слышать не хотел об этом. Несмотря на все свои недомогания, он продолжал готовиться столь же упорно и напряженно, как и мы все. «Все, что мне надо, – говорил он, – это продержаться до того момента, как мы выйдем в море. После этого уже не будет важно, болен я или здоров, поскольку я могу вести „кайтэн“. В конце концов, человек накануне смерти может и не быть в лучшей форме».

Две смерти наших товарищей за несколько дней, очевидно, сыграли свою роль и в случае с Като. Мы все искренне любили Миёси, а Като был особенно близок с Ядзаки. На следующий день после смерти Миёси Като попал в лазарет с диагнозом «предельная слабость». Позднее, восстановив силы отдыхом, он возобновил подготовку, но в конце войны стал на берегу инструктором, готовившим других водителей «кайтэнов». Физические и моральные его силы истощились как раз в тот момент, когда он достиг уровня мастерства, необходимого для участия в боевой операции.

Случившееся с Като поставило Китамуру, Синкаи и меня в затруднительное положение. Половины нашей первоначальной группы из шести водителей «кайтэнов» уже не существовало. Это было плохо. Группы водителей «кайтэнов» формировались из людей, имевших практически равный уровень владения этим оружием. На базе Хикари не было никого, кто мог бы за несколько дней подготовки достичь нашего уровня мастерства. У себя в казарме мы много говорили об этом, пытаясь отыскать выход из положения. Затем 23 марта Синкаи и меня внезапно вызвали к лейтенанту Мияте.

Мы немедленно прибыли в кабинет заместителя начальника базы. Там нас уже ждали он и лейтенант Митани, один из командиров техников, обслуживавших торпеды.

– Ваша группа распалась, – начал лейтенант Мията, – но «1–47» все же, после некоторой задержки, выйдет в море так, как и было предусмотрено ее графиком.

После этих слов он обвел нас пристальным взглядом, возможно стараясь понять, не ослабли ли мы духом после несчастий, постигших наших товарищей. Но мы спокойно смотрели на него, стараясь дать понять, что мы все так же готовы к действиям.

– Как раз сейчас на Оцудзиме, – продолжал лейтенант, – находятся четверо человек, которые ходили на задание в группе «Конго» и вернулись обратно. Они проходят тренировки, но будут переведены с этой базы. Старшим группы назначен младший лейтенант Минору Какидзаки. Вы двое вливаетесь в эту группу. Вы поняли меня?

– Так точно, господин лейтенант! – ответили мы.

Мы были ошеломлены подобным поворотом событий.

Лишь несколько мгновений тому назад мы были озабочены тем, что ни один человек на Хикари не имел такого опыта, как мы. Теперь же нам предстояло идти в бой с истинными ветеранами, с людьми, которые уже выходили на боевое задание.

Этими тремя водителями, которые выходили к острову Манус из архипелага островов Адмиралтейства и были вынуждены вернуться назад, поскольку противолодочные сети не дали им подобраться к якорной стоянке вражеского флота, были Маэда, Фурукава и Ямагути. Лейтенант Хадзимэ Маэда был тем, кого в Японии называют «типичный парень с Кюсю». На этом южном острове живет могущественный клан Сацума, из которого всегда выходили самые отличные мореходы нашей страны. Большинство наших старших офицеров флота были выходцами с Кюсю, и для уроженцев любой другой части Японии считалось большой честью оказаться в числе курсантов Военно-морской академии. На Кюсю жили, можно сказать, потомственные моряки нашего флота, и молодые люди из этой области Японии вырастали, с детства питая огромную любовь к морю.