В рамках НЭПа была восстановлена государственная система денежного обращения и финансовых расчетов. В июне 1921 г. правительство отменило ограничения на суммы, хранившиеся у частных лиц и организаций; предпринимались усилия по реабилитации денег в сознании населения. Было восстановлено налогообложение в денежной форме, в августе 1921 г. возрожден принцип государственного бюджета, в ноябре создан Государственный банк, а вслед за тем — и другие банки. В 1922 г. был начат выпуск червонцев — денег, имевших золотое обеспечение.

Внедрение рыночных отношений немедленно усилило диспропорции между различными отраслями экономики, прежде всего, между промышленностью и сельским хозяйством, а также между отдельными отраслями промышленности. Первым эффектом стало в 1921 г. падение цен на промышленные товары. По словам Карра, государственная промышленность распалась на отдельные, безудержно конкурирующие друг с другом единицы, которые «вели себя по отношению друг к другу как на аукционе (лишь бы реализовать свои товары)»200. В 1922 г. началось объединение части трестов в синдикаты, которые призваны были монополизировать торговлю в отдельных отраслях (позднее служили также орудием для распределения государственных дотаций и кредитов, ссуд на заготовку сырья). К августу этого года удалось восстановить довоенное соотношение между промышленными и сельскохозяйственными ценами. Но уже в 1923 г. положение изменилось в обратную сторону: в результате богатого урожая цены на продукты деревни упали, а на продукцию промышленности они продолжали расти. В результате возник кризис ценовых «ножниц», который не только вызывал недовольство крестьян, но и ставил под угрозу всю систему товарооборота между городом и деревней. Вторым тревожным следствием НЭПа стал опережающий рост мелкой и средней промышленности, находившейся преимущественно в частных руках. Развитие тяжелой промышленности отставало, что ставило под угрозу большевистские амбиции индустриализации.

Утверждается, что за ценовым неравновесием 1923 г. скрывались первые проявления структурного кризиса нэповской модели. На самом деле, это были структурные проблемы доиндустриальной российской экономики, как таковой — весьма схожие с теми, которые существовали и до 1917 г. Для широкой индустриализации и развития тяжелой промышленности не хватало средств, и взять их внутри страны «нормальным» путем было невозможно. Частный капитал как до 1917 г., так и особенно в годы НЭПа проявлял мало интереса к капиталовложениям в эту сферу. Ситуация с привлечением иностранного капитала в 1920-х гг. была намного хуже, чем до революции. Чтобы выручить средства за рубежом, требовалось резко увеличить сельскохозяйственное производство, но «средние» и тем более «бедные» крестьянские хозяйства, сильно тяготевшие к самопроизводству, не были склонны к такому наращиванию. К тому же, отмеченная ориентация на самопроизводство и докапиталистическая структура потребностей деревни вообще ограничивали развитие внутреннего рынка и слабо стимулировали рост городского производства. Колебания НЭПа в 1920-х гг. ясно продемонстрировали: эти структурные проблемы можно временно смягчить, но разрешить их в рамках «полуин-дустриалъной» модели невозможно.

«Кризис сбыта» 1923 г. удалось преодолеть с помощью мер конъюнктурного характера — предоставления льготных кредитов сельскому населению и скидок на приобретение сельскохозяйственных орудий, монетизации сельхозналога, введения твердой валюты в бумажных деньгах, а также нескольких волн снижения отпускных цен на товары промышлен

ных трестов. Правда, последний шаг способствовал, в первую очередь, расцвету торговой спекуляции. Были усилены меры государственного регулирования в экономике.

«К концу 1925/26 года общий объем промышленного производства, по официальным данным впервые превзошел уровень 1913 года. Но вряд ли этим цифрам можно доверять, — отмечает историк И.Б.Орлов. — Экономическая информация того периода была весьма неточной… Советская национализированная промышленность производила товары весьма плохого качества. Рельсы, из которых треть не выдерживала испытания, железобетон, выдерживающий напряжение на 30 % меньше нормального, галоши, которые носятся два месяца, — такими характеристиками отечественной промышленности пестрели страницы советских газет и журналов»201.

Между тем, с развитием тяжелой промышленности были связаны и политические амбиции правящих верхов, и их представления о способах обеспечения внешнеполитической и военной безопасности государства, «Ты отстал, ты слаб — значит, ты неправ, стало быть, тебя можно бить и порабощать. Ты могуч — значит, ты прав, стало быть, тебя надо остерегаться. Вот почему нельзя нам больше отставать», — объяснял Сталин161.

В сложившейся ситуации большевистские лидеры избрали путь «бегства вперед». XIV съезд правящей партии в декабре 1925 г. сформулировал задачу превратить страну из аграрной в индустриальную, способную своими силами производить необходимое оборудование, и добиться хозяйственной самостоятельности. В течение 1925–1926 гг. были одобрены новые крупные капиталовложения в металлопромышленность. Оборудование и отчасти сырье для индустрии предполагалось ввести из-за границы, приобретая его на средства, вырученные от продажи хлеба. Но крестьянство, испуганное предшествующим неурожаем, боялось увеличить продажу хлеба; импорт оборудования, напротив, сократился, а банковских средств и кредитов не хватало, произошло снижение курса золотого червонца. Властям пришлось заморозить строительство новых предприятий, повысить косвенные налоги и приступить к широкой продаже водки населению. Утверждают, что когда оппоненты возражали против «спаивания» населения, Сталин ответил им: лучше вываляться в грязи, чем идти в кабалу к капиталистам… Замораживание капитальных затрат немедленно вызвало рост себестоимости продукции.

В 1927 г. была сделана новая попытка ускорить развитие промышленности, особенно тяжелой. Соответствующие решения принял и XV съезд большевистской партии. Власти попытались ослабить централизованный контроль над промышленностью, передав некоторые вопросы из ведения ВСНХ в компетенцию республиканских экономических органов и трестов

и «раскрепостив» заводы, предоставив им большую самостоятельность и возможность поддерживать с трестом договорные отношения. В ВСНХ вместо Центрального управления государственной промышленностью были образованы отраслевые главки и комитеты, которые получили в 1928 г. все полномочия по оперативному выполнению планов. Тресты становились промежуточной структурой государственного управления промышленностью, предприятия получили большую оперативную самостоятельность и переводились на хозрасчет. Им поручалось максимальное снижение себестоимости продукции, то есть осуществление режима экономии за счет работников. С 1927 г. власти распространили на частную промышленность принцип регулирования цен и повысили налоги на прибыли предпринимателей.

Особое беспокойство верхов вызывало отставание страны в области производства вооружений — особенно в условиях внешнеполитической напряженности 1927 г. (разрыв с Великобританией, убийство советского посла в Польше). Мощности военных заводов в стране уступали уровню 1916 г. Развитие этой сферы также потребовало дополнительных расходов.