Неужели Яна… Самолет проходил зону турбулентности, пол вибрировал, дрожал, словно мы катились по грунтовой дороге, дверная гармошка играла сама собой, растягивалась, сжималась. Я видел зеркало, в которое пару минут назад смотрела Яна. Капли воды медленно, словно крадучись, стекали по его поверхности. На краю маленькой стальной раковины, похожей на казан для плова, стоял бежевый цилиндр губной помады. Я взял его, снял колпачок, покрутил, выдвигая маслянистый, ярко-красный наконечник… Она забыла.

Я вышел, мучаясь от чувства, что потерял нечто очень важное. Запал угас. Я направился по проходу вслед за стюардессой, которая толкала впереди себя опустевшую тележку. Я должен был обернуться и посмотреть на сиденья самого последнего ряда, чтобы принять новый обвал безответных вопросов.

Я обернулся. Яна сидела рядом с иллюминатором, прислонившись лбом к мутному стеклу, покрывшемуся внутри кристалликами льда. Казалось, ее лицо было таким холодным, что от него заиндевело стекло. Ее лица я не видел, и трудно было сказать, спит она или смотрит на размазанную в серой дымке землю. Рядом с ней сидел «друг Руслан». Поза его была напряжена, руки теребили пряжку от привязного ремня, сжатые губы двигались, как спаривающиеся гусеницы. Но его озабоченность меня меньше всего интересовала. Я увидел то, что ожидал увидеть: своим плечом он касался плеча Яны, и эта естественная близость не вызывала дискомфорта или чувства неловкости ни у него, ни у девушки, как может быть только у тех людей, которые знакомы друг с другом.

Ясным, как день, для меня стало лишь одно: теперь я знал, что чернявого «друга Руслана» зовут Богдан Дрозд. И этот человек, надо понимать, не опасен для Яны.

Профессор отчитывал меня как студента, не сдавшего зачета.

– Я плачу тебе деньги за то, чтобы ты находился рядом со мной! – сердито говорил он и при этом ритмично ударял скрученным в трубочку буклетом себя по колену.

– Вы платите мне деньги за то, чтобы я оберегал вашу жизнь, – возразил я столь же нервно и жестко. – Именно этим я и занимался.

– От тебя пахнет спиртным! Ты пил?

Давно я не чувствовал себя в таком глупом положении. Я забыл, сколько мне лет, и представлял себя двоечником и хулиганом, которого прорабатывает педагогический совет. Профессор распалялся и разговаривал со мной в откровенно ультимативной форме. Этого я вынести не смог.

– Все, господин Веллс! – прервал я его. – Ваши претензии мне ясны. Предлагаю мирно разойтись.

– Хорошо, – ответил профессор, ничуть не испугавшись. – По прибытии в Мадрид я немедленно отправлю тебя обратно.

– Напрасно вы думаете, что вам это удастся сделать, – возразил я.

– Как? – вспылил профессор. – А куда ты денешься, голубчик?

Мне очень захотелось поставить старика на место.

– Куда я денусь? Я буду продолжать начатое расследование. Потому что испытываю большое желание выловить всех негодяев, которые пытались меня убить. К вашему сведению, один из этих негодяев летит в нашем самолете! И я уже выяснил, что у него под пиджаком спрятан пистолет и зовут его Богдан Дрозд. Надеюсь, очень скоро эта фамилия появится в тюремном продовольственном аттестате на получение баланды.

По-видимому, генетическая интеллигентность не позволила профессору продолжить спор. Он отвернулся к иллюминатору, глядя на пурпурные облака, похожие на клубнику со взбитыми сливками. Мне, как это почти всегда бывало в подобных ситуациях, стало стыдно, и я позволил совести грызть мое нутро. «Мог бы и простить его, – мысленно истязал я себя. – Промолчал бы, повинился, сказал бы, что больше не буду. Нельзя так жестко разговаривать со старым человеком. Его уже не переделаешь, он не может по-иному, потому как привык разговаривать со всеми исключительно менторским тоном».

Я только раскрыл рот, чтобы извиниться за непочтительный тон, как профессор протянул мне руку и примирительно сказал:

– Убедил. Я был не прав. Как неприлично учить летчика водить самолет, так неприлично учить тебя, профессионала, оберегать мою жизнь. Отныне можешь поступать так, как считаешь нужным.

Пожимая профессорскую руку, я все-таки извинился за бестактность. Кажется, мы остались довольны друг другом, и мир был восстановлен. Подали ужин. Странно, но впервые за последние напряженные дни я почувствовал спокойствие и уверенность в себе. Мой враг, сидящий в последнем ряду третьего салона, пока не мог ни убить меня, ни спрятаться, ни убежать от меня. Он словно посадил себя в клетку. Сооружая бутерброд из кусочка белого хлеба, листика салата, ломтика помидора и пластинки бекона, я раздумывал над тем, как быстрее и с наименьшими затратами вытрясти из Дрозда всю информацию о заказчике убийства. Нетерпение и кажущаяся близость развязки кружила мне голову. Мне хотелось вернуться в салон для курящих, вытащить Богдана из сиденья и методично бить его до тех пор, пока он во всем не сознается.

Стюард подал кофе.

– Пожалуйста, добавьте сливки, – попросил профессор, принимая из его рук чашку.

Стюард взял маленький фарфоровый чайник. Чтобы дотянуться до чашки профессора, ему пришлось наступить мне на ногу и зависнуть с чайником над моей головой. Профессор словно этого и ждал. Он поманил стюарда пальцем, заставляя того еще ниже склонить голову, и негромко объявил:

– Пассажир по имени Богдан Дрозд прячет под пиджаком пистолет.

Я подавился бутербродом и закашлялся. Зачем профессор это сделал? Какого черта он проболтался стюарду?

У стюарда была завидная выдержка. Продолжая лить сливки в пластиковую чашку, он уточнил:

– Это шутка?

– Скорее всего шутка, – встрял я в разговор, натянуто улыбаясь, но профессор толкнул меня локтем и вопросом на вопрос ответил стюарду:

– А разве я похож на идиота, чтобы так шутить?

Мне невыносимо хотелось стукнуть профессора по голове поддоном с недоеденным ужином.

– Откуда вам это известно? – спросил стюард, воровато оглядываясь по сторонам, словно профессор предлагал ему взятку.

– Источник информации более чем надежный.

– Это слишком смело сказано… – снова сделал я попытку вставить свои пять копеек, но профессор презрительно скривил лицо и махнул на меня рукой, словно я был ненормальным.

– Проверьте, и вы убедитесь в этом сами! – заверил он стюарда.

Стюард кивнул, попросил своего коллегу подменить его, а сам пошел в сторону пилотской кабины.

Я в сердцах врезал кулаком по подлокотнику.

– Зачем вы это сделали?! – взвыл я. – Кто вас просил?!

– А что я сделал? – удивился профессор, отпивая глоток кофе. – Передал командиру самолета, что на борту находится человек с оружием. Разве ты не собирался поступить так же?

– Представьте себе, нет! Я же не лезу в ваши преподавательские дела, не учу ваших студентов сочинять стихи!