Контрразведчики-любители передали свои наблюдения представителям разведки, по крайней мере на американской стороне. Однако там их работу приняли не слишком приветливо. По словам контр-адмирала Т. Уилкинсона, после тщательного изучения разведуправление ВМС США пришло к выводу, что Лестер не может представить каких-либо полезных «военных и гидрографических сведений, а также информации о подрывной деятельности».

В какой-то мере адмирал был прав. Выводы Тони и Лестера выглядели притянутыми за уши. У немецкого флота никогда не было береговых частей или каких-то баз в карибском регионе, о которых говорили молодые люди. На протяжении большей части войны обеспечением немецких подводных лодок продовольствием и горючим занимались другие подводные лодки, а не сторонники нацистов на берегу. Однако адмирал Уилкинсон мог бы быть более снисходительным. По его словам выходило, будто Тони и Лестер действовали сами по себе. Однако на деле они — и Эрнест — участвовали в общем предприятии.

По крайней мере с 1940 г. посольство в Гаване разделяло их беспокойство. Там с самого начала проявляли интерес к результатам поисков Лестера и Тони. Хемингуэй сообщал своей матери в июле 1940 г. о том, что «американские власти очень довольны… работой [Лестера]». Призрачные подводные лодки играли важную роль в формировании атмосферы шпиономании, которая привела к созданию Crook Factory. Могли ли немцы высаживать шпионов на берег с подводных лодок? Именно это Хемингуэй пытался узнать, когда отправлял агентов вроде R-42 наблюдать за происходящим на побережье. Кроме того, ходили настойчивые слухи о существовании колоний сторонников Германии и ее союзников на побережье, которые создают тайные базы снабжения немецких военных судов.

Угроза появления вражеских подводных лодок была вовсе не иллюзорной. В начале 1942 г. у американских ВМС и береговой охраны не хватало кораблей и самолетов для патрулирования морских коммуникаций. После Перл-Харбора молодые, целеустремленные немецкие капитаны не преминули воспользоваться свободой действий у восточного побережья. Операции там были намного более приятными и зачастую не менее результативными, чем война в Северной Атлантике. Подводные лодки могли занять позицию в глубоких водах к востоку от прибрежных торговых путей и ждать, пока какое-нибудь грузовое судно не окажется на линии торпедной атаки. Иногда ночью цели были хорошо видны на фоне огней прибрежных городов вроде Майами, где не соблюдалась светомаскировка.

Ближе к югу ситуация была не такой серьезной, но и там, у кубинских берегов, шла охота на суда — пик потерь пришелся на весну 1942 г., когда за месяц немцы топили до 15 кораблей. Почти каждый день те, кому удалось спастись, измазанные мазутом и мелассой (которые многие корабли везли с Кубы), добирались до Гаваны и находили пристанище в отеле Ambos Mundos в центре города, где раньше не раз бывал Хемингуэй. В ответ на кризис посольство в Гаване поступило во многом так же, как и ВМС США на восточном побережье. ВМС, которые не справлялись с поставленными задачами, обратились к гражданским морякам с просьбой принять участие в патрулировании вод у атлантического побережья на собственных судах и выслеживании следов перископов и всплывших подводных лодок. Им предписывалось сообщать об обнаружении цели, не пытаясь атаковать ее. Эта полуофициальная инициатива, которая продолжалась вплоть до конца третьего квартала 1943 г., получила название Hooligan's Navy («Хулиганский флот») — «разношерстное объединение яхтсменов и владельцев прогулочных судов, [которые] служили если не эффективно, то с усердием и добросовестностью». Чуть более чем через месяц после вступления в войну посол в Гаване заявил, что хочет организовать нечто подобное. В январе 1942 г. он написал в Вашингтон, что «угроза появления подводных лодок… усиливается с каждым днем». В качестве решения он предлагал ВМС мобилизовать моторные яхты, вооружить их и использовать для патрулирования кубинских вод.

Точно неизвестно, как и когда у Хемингуэя родилась идея превратить Pilar в военный корабль. Смелое предприятие Лестера, несомненно, сыграло в этом свою роль. Хемингуэй был готов признать, что его брат не так уж плохо справился с работой, которую писатель окрестил «разведывательным круизом». Ему, конечно, было далеко до совершенства, но он уже начал осваивать разведывательное искусство (по словам Эрнеста, чем дальше, тем больше работа Тони и Лестера теряла «детский характер»). Однако в этих словах сквозило «разочарование», связанное с тем, что они «так и не столкнулись лицом к лицу с врагом». Для Хемингуэя идеальной была миссия, которая начиналась с разведывательных действий, а заканчивалась уничтожением врага.

Идея такой операции начала обретать форму, когда Томасон и Хемингуэй впервые встретились в Вашингтоне в июне 1941 г. Хемингуэй рассказал Томасону об одиссее Лестера, и они обсудили возможность продолжения этой миссии, но на этот раз под эгидой разведуправления ВМС США. В итоге Эрнест сказал Лестеру, чтобы тот «подстригся… как следует умылся», а потом поговорил с Томасоном и предложил ему воспользоваться шхуной Blue Stream с экипажем.

В какой-то момент — почти предсказуемо — в центре внимания оказался не Лестер, а Эрнест. Барон (так Эрнест любил называть своего младшего брата) завербовался на два года на работу в Вашингтоне и уже не вернулся на море. Однако у Эрнеста тоже была яхта, которую он мог предоставить в распоряжение разведуправления ВМС, и Томасон с Хемингуэем переключились на оценку ее пригодности для выполнения специального задания.

Возможно, не знавший ничего об этой предыстории посол Брейден заявлял, что план родился в его кабинете в Гаване подобно тому, как это было с Crook Factory. В своих мемуарах он написал, что Хемингуэй в буквальном смысле требовал плату за «патриотическую службу» в должности руководителя Crook Factory. По словам Брейдена, Хемингуэй сказал: «А теперь я хочу, чтобы мне заплатили за сделанную работу». Когда Брейден поинтересовался, что же он хочет получить в качестве платы, Хемингуэй начал расписывать, как Pilar будет находить и топить подводные лодки, и воинственно закончил: «Я действительно мог бы устроить нечто подобное, если вы добыли для меня базуку, чтобы продырявить корпус подводной лодки, пулеметы, чтобы уничтожить людей на палубе, и ручные гранаты, чтобы забросать ими рубку».

Посол знал, что запросы Хемингуэя «противоречили всем правилам». Но, поскольку тот «проделал такую великолепную работу» в Crook Factory, Брейден согласился «нарушить… правила» и поддержать новую инициативу. Хемингуэй высоко оценил поддержку и на протяжении всей операции считал, что «работает на посла». Поддержка в высоких кругах все еще имела для него значение.

В конце весны — начале лета 1942 г. посольство сделало следующий шаг, пригласив Джона Томасона в Гавану для консультаций. Морской пехотинец явился в здание на Прадо в военной форме с разноцветными лентами, свидетельствовавшими о его участии в сражениях на западном фронте во время Первой мировой войны. Покручивая очки на черной шелковой ленте и потягивая поданный ему напиток, он с послом внимательно выслушал невероятный план писателя. Хемингуэй на примерах из истории объяснял, как надводные корабли, замаскированные под торговые суда, приманивали ничего не подозревающего врага, а потом неожиданно открывали огонь. Томасон допустил, что идея не такая уж невозможная, но «безумная» и для Эрнеста она, скорее всего, закончится печально. Один выстрел из палубной пушки подводной лодки отправит Pilar в небытие вместе с ее капитаном. Однако, по словам Томасона, если бы Хемингуэй сумел выкрутиться, это здорово бы укрепило моральный дух союзников.