В день коронации был подписан и другой замечательный документ — манифест, в котором император повелевал «всем и каждому наблюдать, дабы никто и ни под каким видом не дерзал в воскресные дни принуждать крестьян к работам». Здесь же было высказано пожелание ограничить работы на помещика (барщину) тремя днями в неделю. Манифест был опубликован в нескольких тысячах экземплярах и стал стимулом для начала мирной борьбы крестьян за свои права. Отдельным указом крестьянам разрешили жаловаться на своего помещика, за что в просвещенный век Екатерины II их ссылали на каторгу и били плетьми.

Наступала новая эпоха, государство впервые обратило внимание на улучшение положения главного хозяина России — крестьянина. Увы, второй смелый шаг в этом наиважнейшем для страны дела из-за повсеместного эгоизма дворянства, привыкшего видеть в мужике лишь рабочую скотинку, был сделан лишь в 1861 году.[19]

Павел I стал первым антидворянским царем, как охарактеризовал его историк В. О. Ключевский. Он первым среди русских монархов задумался сам и повелел задуматься другим, что землепашец — тоже человек.

Одописец Руссов после коронации писал о Павле I:

Крестьян на тяжку призрел долю,

На пот их с кровию воззрел,

Воззрел и дал им полну волю

Свободным в праздник быть от дел.

Рассек на части из недели,

Чтоб три дня барину потели,

А три дня жали свой загон.

Детей и сирых бы кормили,

А в праздник слушать бы ходили

Святой божественный закон!

После коронационных торжеств император со старшими сыновьями отправился в объезд новоприобретенных после раздела Польши губерний, и уже оттуда вернулся в Петербург.

Все дальнейшее четырехлетнее царствование Павла I большинству мемуаристов, историков и литераторов представляется, как серия забавных анекдотов, из которых вырастал портрет дурашливого деспота. Да, император был взбалмошным, откровенным, эксцентричным человеком, и подавал немало поводов для насмешек над собой. И все же главная причина, почему вот уже на протяжении двух столетий из книги в книгу кочует его карикатурный, а не подлинный образ — он был неугоден высшим государственным чиновникам и гвардейскому офицерству, изнеженным екатерининскими вольностями дворянству. Именно они постоянно крутились вокруг императора и распускали о нем нелепые слухи, именно они убили Павла I и, надеясь обелить свое преступление, насмехались над ним в своих старческих мемуарах.

Создать истинную хронику царствования Павла I — дело чрезвычайно сложное. Нельзя брать на веру никаких воспоминаний очевидцев — людей чрезвычайно предвзятых, занимавшихся сочинительством в эпоху Александра I — пассивного отцеубийце. Наверное, такого количества хитрой завуалированной лжи, как об эпохе 1796–1801 годов, не сказано ни о предыдущих, ни о последующих царствованиях. Лжи искусной, ибо она чаще всего была замешана на действительных фактах или широко распущенных слухах.

Был, к примеру, такой случай. Два брата ушли на войну поручиками. Один вернулся с войны жив-здоров, другой пропал без вести и был объявлен убитым. Получив по наследству имение младшего брата, старший женился и через какое-то время дослужился до полковничьего звания. Но вдруг к нему является младший брат, несколько лет находившийся в плену, и заявляет о желании получить назад свое имение. Полковник, у которого всегда были в запасе деньжата позолотить чиновничью руку в суде, отвергает притязания бедного беспаспортного поручика, заявляя, что по всем бумагам его брат числится умершим.

Сие, на первый взгляд, ясное дело долго тянулось в суде и случайно дошло до государя. Павел I приказал: «Умершего полковника исключить из списков. Брата же его поручика, возвратившегося из плена, произвести в полковники. Имение умершего брата передать новому полковнику».

Для злопыхателя император в этой истории предстает, как идиот и тиран. Еще бы, объявил своим письменным указом живого человека умершим! Но если взглянуть на решение Павла I со стороны житейского здравомыслия, то оказывается, что старший брат получил по заслугам — он как бы поменялся местами с младших и должен был испить чашу горя, которую приготовил для него. Бесстыдный полковник был побежден с помощью оружия, которое выбрал сам.

Конечно не всегда, действуя по чувству и часто пренебрегая законом, самодержец оказывался прав. Вряд ли справедлив его выговор генералу от инфантерии князю С.Ф. Голицыну за то, что «рядовые его боятся дождя». И похож на самодурство приказ посадить на шесть недель под арест в крепость штабс-ротмистра Бороздина «за хвастовство, что он будет пожалован к его величеству во флигель-адъютанты»…

* * *

Все дамы при встрече с государем на улице должны тотчас выйти из кареты и, стоя на последней из откидных ступенек, глубоко присесть. В одну из утренних прогулок против Павла остановилась карета, из нее вышла горбатая карлица и проделала требуемый указом реверанс. Государь не заметил, что перед ним урод, и решил, что дама на смех уселась на ступеньки кареты.

— На три месяца на гауптвахту ее! — закричал оскорбленный монарх.

Карлицу потащили.

Вечером один из придворных решился объяснить государю, что бедная женщина не виновата, что ее уронили в детстве, и оттого вырос горб.

— А кто ее воспитывал? — спросил государь.

— Она сирота, воспитывалась у тетки.

— Так тетку под арест! — закричал государь. — Не могла ребенка уберечь.

* * *

— Пойдем прогуляемся по саду, дорогая? — обратился государь к императрице.

— Но я боюсь, что пойдет дождь.

— А вы как думаете? — спросил государь у графа Строганова.

— Небо пасмурно, ваше величество.

— Вы сговорились против меня! Вы всегда стараетесь мне противоречить! — закричал Павел на жену, а графу сказал: — Извольте отправляться отсюда вон.

* * *

Государь каждое утро спрашивал поочередно у великого князя Александра Павловича и придворных: «С какой стороны сегодня ветер?» Если они отвечали разное, он очень гневался. Особенно доставалось наследнику. Во избежание неприятностей Александр Павлович каждое утро брал с собой придворных, и они выходили во двор, где был укреплен флюгер. Уверившись, с какой стороны ветер, все стали докладывать о том государю одинаково.

* * *

Во времена Екатерины один камергер часто ругал в угоду императрице Павла Петровича, о чем цесаревичу не раз доносили. Когда Павел пришел к власти, камергер предпочитал держаться за спинами других придворных, чтобы император его не приметил и не припомнил обиды.

Павел однажды все-таки заметил его и улыбнулся:

— Зачем вы прячетесь от меня? Поверьте, все, что знал и слышал цесаревич, он не скажет императору.