правительство дало свое согласие на это при одном условии — сектор будет выделен из американского и британского секторов. Советские члены Европейской консультативной комиссии утверждали, что это справедливое требование, поскольку советский сектор имел большие разрушения. Западные союзники не сожалели о передаче Франции части своих обязанностей в Берлине. Однако границы секторов еще не были окончательно определены.

Существовал еще один вопрос: должна ли была Франция войти в комиссию по репарациям. Сталин был решительно против, хотя он и согласился на образование французской зоны оккупации в Германии и предоставлении Франции места в Контрольном совете. Когда Стеттиниус попытался выяснить у Молотова его мнение об этом на конференции в Сан-Франциско, он был удивлен ответом. Молотов сказал, что советское правительство не имело бы возражений, если Польше и Югославии предоставили бы те же самые привилегии. Разве они не сражались отважно и не понесли потери и тем самым обрели право на получение репараций? Американское и британское правительства ничего не могли возразить на это верное замечание. Но они поддержали просьбу о принятии Франции в комиссию по репарациям, объясняя это практической необходимостью. Франция, имея свою зону оккупации и состоя в Контрольном совете, в любом случае могла бы выступить консультантом при принятии программы репараций. Когда Хопкинс во время второй встречи 27 мая пытался настойчиво получить ответ от Сталина, тот пожаловался на американское давление. Принимая во внимание тот факт, сказал он, что Франция заключила сепаратный мир с Германией и открыла свои границы немецким армиям, пожелание американцев предоставить Франции место в комиссии по репарациям, то есть равноценное месту Советского Союза, значило бы попытку унизить русских. Хопкинс примирительно заявил, что он не думает, что американцы будут настаивать на этом.

В это же самое время министерство иностранных дел Великобритании обратилось к Государственному департаменту с просьбой отложить поездку в Москву американских и британских представителей в комиссии по репарациям, чтобы тем самым побудить Сталина изменить свое решение. Грю и Клейтон сообщили Роджеру Макинсу, советнику посольства Великобритании, что, хотя американское правительство также желало предоставить Франции членство в комиссии, оно не верило, принимая во внимание ялтинское соглашение, что переговоры можно затягивать бесконечно долго в попытке получить согласие советской стороны.

Все накопившиеся в процессе подготовки конференции проблемы подтвердили точку зрения Вашингтона и Лондона, что присутствие на ней де Голля будет скорее препятствием для осуществления их планов, чем поддержкой, даже если удастся убедить Сталина пригласить французского руководителя. Его присутствие усложнит переговоры, а возможно, и заведет их в тупик. Поэтому ни Трумэн, ни Черчилль не поддержали просьбу де Голля. К тому же Трумэн, вероятно, опасался того, что если они будут настаивать, то Сталин может заподозрить три западные демократии в намерении создать против него коалицию на конференции.

Когда было решено де Голля не приглашать, президент подумал, что его все же следует ободрить. Он пригласил де Голля приехать в Вашингтон после окончания Потсдамской конференции. Де Голль сделал вид, что доволен его признанием. Но в день отплытия в Германию президента и государственного секретаря французский посол снова посетил Белый дом, чтобы заявить протест против исключения главы его правительства из участников конференции. Его обращение было искренним и звучало как предупреждение. Он выразил надежду, что не будет принято какого-либо окончательного решения, затрагивающего интересы Франции, без предварительных консультаций с французским правительством, особенно относительно вопроса репараций и территориальной целостности Германии. Трумэн не мог ничего обещать, но сказал, что, по его мнению, так и будет.

Время и место проведения конференции были определены. Но список договоренностей, которые должны были быть достигнуты на встрече глав трех держав, еще не был окончательно составлен. Необходимо было также подписать договоры о дислокации национальных вооруженных сил в выделенных для них оккупационных зонах в Германии и Берлине. До начала встречи все эти ключевые вопросы должны были быть решены.

Глава 21

На пути в Потсдам

Черчилль выступал за то, чтобы конференция состоялась как можно быстрее, так как полагал, что Советский Союз будет идти навстречу требованиям Запада только до тех пор, пока западные страны будут обладать максимальными возможностями для противостояния ему. Он опасался, как сказал об этом Трумэну 21 мая, что «Сталин попытается использовать фактор времени, и он надеется и дальше сохранять свою мощь, а наши силы тают». Однако несмотря на то, что Сталин сказал Хопкинсу о необходимости поторопиться с открытием конференции, так как неотложные вопросы ждут скорейшего решения, Трумэн заявил о своем намерении отложить встречу глав держав до середины июля. После обмена посланиями эта дата была подтверждена.

Принимая во внимание всю сложность подготовки конференции, с таким большим комплексом вынесенных на обсуждение проблем, в любом случае можно сказать, что если бы встреча состоялась хотя бы на месяц раньше, то ее результаты были бы для Запада более благоприятными. И здесь необходимо принять во внимание несколько соображений.

Американские и британские войска все еще были бы расположены на своих передовых позициях, а не отошли в предназначенные им оккупационные зоны. И тогда можно утверждать, что начало конференции было бы достаточно бурным. Сталин, вероятно, отказался бы обсуждать вопросы, касавшиеся Германии и Польши, пока не произойдет передислокация. Черчилль постарался бы принудить его к этому еще до того, как было бы принято соглашение о выводе войск. Продолжал бы Трумэн в таком случае считать, что соглашение о зонах должно выполняться одновременно с рассмотрением советских требований, или он изменил бы свое мнение? Пришла бы тогда конференция к компромиссу или окончилась бы ничем?

Несомненно, она окончилась бы до того, как американцы обрели в себе уверенность после испытаний в Нью-Мексико, когда США стали обладателями оружия, которому не мог противостоять ни один враг. Одно лишь осознание этого факта укрепило бы волю Трумэна в переговорах и способствовало бы достижению поставленных перед США целей.

Насколько сказалось бы более раннее открытие конференции на американской стратегии на Тихом океане, на предположениях США о вступлении Советов в войну, на условиях капитуляции Японии?

Итак, начало конференции было намечено на середину июля. Но где конкретно ее участники должны были встретиться? Сталин передал Трумэну через Хопкинса свое пожелание, что наиболее приемлемым местом мог быть Берлин. А точнее, пригороды этого разрушенного города. Трумэн заметил в беседе с близкими ему людьми, что если Сталин побудил Рузвельта и Черчилля приехать на восток для встречи с ним, то теперь наступила очередь Сталина приехать на запад для встречи с ними. Теперь он согласился прибыть в Берлин. Это