Я стараюсь припомнить, что такое углеводы, молча рассматривая самое приятное из всего, что меня окружает – лицо Альфы, а он объясняет, как ребёнку:

– Больше сил у тебя будет!

Силы мне нужны, но сам Альфа нужен ещё больше, а он ведь такой же уязвимый человек, как и все прочие. Он тоже может ослабнуть и заболеть, поэтому картофелины я делю поровну.

Ночью меня будит тянущая боль внизу живота, но я уговариваю себя, что к утру всё пройдёт. В лагере вечно у кого-нибудь болел живот из-за безобразного питания – может быть, грязное что-нибудь съела или просто несварение.

Но когда утром я выползаю в туалет, все мои надежды рушатся: месячные. От бесконечного огорчения я опускаюсь под дерево и плачу, спрятавшись в собственных ладонях. Это же надо было так не повезти! Их не бывает месяцами, а тут всего две недели требовалось продержаться, и на тебе!

Внезапно кто-то обнимает меня со спины, но не крепко, а ласково.

– Ничего страшного, – обещает мне Альфа. – Мы уже очень далеко ушли, и никто нас не догонит и не найдёт. А времени полным-полно впереди. Вон, какие дни тёплые выдались – спокойно переждём.

– А если еды не хватит?

– Хватит. Я постараюсь что-нибудь поймать. Не пропадём.

Когда он целует меня вот так, как сейчас, в макушку, для меня это имеет даже большую ценность, чем его волнительные поцелуи в губы. В такие моменты я чувствую себя нужной и важной, оберегаемой, и это намного ценнее возбуждения, за которым так все гонялись в лагере. Это то, что отказывалась давать и принимать Рэйчел, и что так жаждала получить от Альфы Цыпа. Восьмой готов был это давать Красивой, но ей нужно было другое.

– Пойдём, – предлагает мне Альфа, – поищем твои таблетки. А остальное, что нужно, у тебя есть? – аккуратно спрашивает.

– А если вдруг нет, то что? – интересно мне узнать.

– Ну, у меня, например, есть футболка лишняя.

– У тебя их всего две!

– Правильно. Одна на мне, а вторая лишняя, – подмигивает.

От его предложения мне становится так тепло, будто в этот бесконечный горный лес нежданно вернулось лето.

– Спасибо, конечно, за щедрость, – благодарю я его, улыбаясь, – но у меня, к счастью, ещё есть «всё, что нужно».

Я просыпаюсь ближе к вечеру, боли уже почти нет – то ли пик миновал, то ли так хорошо подействовали таблетки. Альфа варит что-то в котелке и запах до умопомрачения приятный: пахнет скорее мясом, нежели, осточертевшей рыбой.

– Что это? – спрашиваю его я.

– Хорошее съедобное мясо, – отвечает Альфа. – Сегодня мне как никогда повезло: за все время ещё не было такой добычи! Видишь, как хорошо всё складывается.

Я оглядываюсь, пытаясь обнаружить остатки зверя, который сейчас так весело кипит в котелке, но ничего не нахожу.

– Шкуру и другие несъедобные части я уже бросил в костёр – нельзя их оставлять, запах привлёк бы диких животных, – объясняет мне Альфа. – Тебе как, получше?

– Кажется, да… – отвечаю я неуверенно. – А кто это был?

– А ты точно не откажешься от супа, если я скажу?

Неужели же он в курсе, что я не ела самую знаменитую его добычу -кабана?

Со вздохом отвечаю:

– Если не буду есть, не дойду туда, куда мы идём. А на это у меня нет права, так как ты уже слишком много потратил на меня сил.

– И потрачу ещё больше, если надо будет. Это был зайчик.

– Зайчик?

– Да. Не очень большой, поэтому и мясо не должно быть жёстким.

От его слов меня аж передёргивает.

– И зря ты не ела кабана, – внезапно добавляет он. – Я ведь для тебя его притащил.

– Почему это для меня?

– Ну, я подумал: или я, или он. И когда вспомнил о тебе, у меня такой прилив энергии случился, что уже через пол секунды кабан лежал бездыханным. Ты представляешь, какая в тебе силища?

Глядя на его улыбающееся лицо, я догадываюсь, что он то ли подтрунивает надо мной, то ли пытается поднять настроение. Скорее всего последнее, потому что помимо болей у меня всегда ещё и депрессия в первые дни менструаций.

Ближе к сумеркам, когда мы заканчиваем с ужином, Альфа усаживается поближе к прогорающему костру и, положив рядом несколько заготовок для стрел, принимается затачивать первую. Меня охватывает ну просто безграничное разочарование, даже тоска нападает, потому что вчера вечером, да и во все прошлые, он укладывался сразу же вместе со мной. И я не знаю, откуда вдруг взялась во мне такая наглость, но я его спрашиваю:

– Ты не пойдёшь спать?

– Мне нужно сделать эти заготовки сегодня, – совершенно спокойно отвечает он. – Но, если тебе холодно, я могу лечь сейчас.

– Мне холодно. Да.

Пока он копошится, снимая обувь и засовывая вначале ноги, а потом и всего себя в спальник, я лежу, натянутая, как его тетива: обнимет ли?

И он обнимает, сперва придвинув к себе поближе, а потом засунув нос куда-то в мой затылок, отчего спина и шея у меня покрываются мурашками. Я мгновенно успокаиваюсь. Немногим позже, когда сознание моё уже почти провалилось в сон, мне смутно слышно, как он тихонько ворчит:

– И зачем только было отрезать волосы… так коротко?

Утром, едва успевают открыться мои глаза, Альфа спрашивает:

– Болит?

– Нет, – мотаю я головой и не помню себя от счастья.

На этот раз менструация проходит практически без боли. Нет, она была, конечно, но в сравнении с тем, что мне пришлось пережить в прошлые разы, можно смело сказать, что всё обошлось.

– Отлично, – довольно улыбается Альфа. – Сегодня ещё отдохни, а завтра попробуем потихоньку идти.

– Думаю, и сегодня уже можно… – начинаю, было, я.

– Нет, ты ещё бледная. Давай завтракать.

Утро раннее и, хоть и ясное, изо рта у меня валит пар. Альфа живенько реанимирует наш вчерашний костёр: раздувает тлеющие угли, бросив на них пучки сухой травы.

– Сейчас воды согреем, – обещает мне.

Меня уже давно перестала смущать его осведомлённость о слишком многом. Больше того, от его заботы и стараний помочь даже в деликатных вопросах мне как будто физически становится теплее.

Сразу после завтрака из орехов и сушёных ягод Альфа берётся за свои стрелы.